20-02-28, Дневники участников Тибетской экспедиции

20/II Нищий Тибет. Торжественная церемония изгнания злых сущностей перед Новым годом.

ЮНР

На следующий день (20 февраля) мы стали свидетелями церемонии сожжения торма или жертвоприношений местным духам, совершаемой перед Новым годом. Первая церемония происходила у дома кхан-по. Мы были приглашены, и нам разрешили сфотографировать процессию. Впереди двое лам несли торма. За ними следовал главный лама, одетый в красную мантию и ша-сер, или желтую шапку, на голове. Его сопровождали множество лам, несущих предметы для церемоний За ними шли ламы-музыканты с барабанами и длинными трубами, называемые дунг-ченами, и тибетскими гобоями. Процессия сопровождалась глухими звуками барабанов и эскортировалась отрядом местных старшин в ярких цветных одеждах с красно-зелеными тюрбанами на головах. У всех были сабли и фитильные ружья с дымящимися фитилями. Процессия медленно двигалась по улице перед домом губернатора. После короткой службы, сопровождаемой шумом тамбуринов, торм был брошен в огромный костер, сложенный на улице.

Старшины выстрелили из ружей в костер и с громким криком стали размахивать саблями. После церемонии последовало дикое зрелище -нищие и заключенные с кандалами на ногах бросались в огонь и вырывали друг у друга в дикой драке куски горящего торма. Говорят, что обладатели таких кусков торма станут неуязвимыми для пуль.

После церемонии мы все отправились к кхан-пону. Губернаторы, одетые в китайскую парчу, расположились на высоких стульях около стены. Они предложили нам рис и тибетский чай. Согласно новогоднему этикету, общему для китайцев и тибетцев, каждый должен быть веселым и не вести серьезных разговоров. Губернатор выбрал нашего полковника объектом своих шуток и называл его «дорогой любимый брат», настаивая на том, чтобы полковник подарил ему свои часы. Было бы слишком утомительно повторять здесь все шутки губернатора. Бедный полковник очень устал от всех этих потех. Празднества в доме кхан-пона сопровождались теми же церемониями, что и в резиденции гражданского губернатора, только в меньшем масштабе.

После обеда состоялась большая церемония в монастыре. Длинная процессия монахов двигалась по монастырскому двору, возглавляемая ламой-настоятелем монастыря, или Джеко ламой. Большие трубы, или дунг-чены, находились на крыше ду-кханга и оттуда наполняли пространство глубокими звенящими звуками. Торма был сожжен на главной площади Нагчу. Потехи и редкая стрельба продолжались до позднего вечера.

КНР

Ночью и утром опять сильный мороз. Утром в 10 ч. -21° С. Перед тибетским Новым годом, который наступает 22 февраля под именем Года Земного Дракона, духовный "губернатор" прислал нам в подарок четыре мешка молотого горошка для животных.

У Е. И. сегодня с утра болит голова. Лучше всех переносят путь, в смысле заболеваний, Людмила и Рая - ни разу серьезно не болели; оно и понятно, принимая во внимание их общее здоровье и молодость.

Вчера и сегодня появилось много нищих, группами заходящих во двор. Тибет нищий, но это нищие из нищих! Тут нищенство уже непритворно. Все эти группы являются, громогласно и жалобно причитая нараспев.

Сегодня Е. И. и Н. К. рассматривали издание Брентано произведений Н. К.

В 2 ч. дня возвратились с торжественной духовной церемонии, на которую были приглашены властями. Сегодня как бы "сочельник" перед праздником, когда здесь изгоняют "злых сущностей", предварительно принеся им жертву. Около 1 ч. дня торжественная процессия лам в красных мантиях и шляпах, со священными изображениями, сопровождаемая двумя чиновниками в парадных одеяниях и красных с кистями шляпах, несших курения, а также вооруженной "рогатыми" ружьями и мечами стражи из граждан, выступила со двора духовного "губернатора". Мы в это время были приглашены к нему на чай. Служение происходило на одном из холмов, где был сложен из аргала большой треугольник, внутри которого развели огонь. Служил лама, державший в руке черный платок и колокольчик, остальные стояли полукругом, ударяя в барабаны и литавры, один трубил в рожок. Мы поспели от "губернатора" уже к концу этого служения, когда вскоре в огонь костра были брошены приношения злым духам. Последние, по верованиям тибетцев, должны из огня набрасываться на эти приношения; в то же время стража подходит и стреляет в огонь из ружей. Толпа "благочестивых" зрителей тотчас же, как только были застрелены "злые сущности", бросилась к костру хватать остатки приношений, предохраняющих якобы от ружейной пули. Стража, обнажив мечи и взмахивая ими, бросилась вверх по холму за уходившей духовной процессией. На этом "духовное" торжество и закончилось.

К вечеру ожидается более грандиозная процессия из монастыря. В 4ч. дня отправились в монастырь, где с крыши уже ревели две гигантские трубы, усердно надуваемые двумя ламами. Служение совершалось с еще большей торжественностью, чем утром, и в большем составе лам и духовых инструментов. В заключение все двинулись за ворота монастыря, где произошло сожжение жертвы и избиение набросившейся якобы на нее "нечисти". Все эти тибетские религиозные процессии в шляпах в виде петушиных гребней, в пышных красных рубищах-мантиях настолько сказочны и театральны, что, думается, присутствуешь на каком-то представлении, а не в далеком, диком Тибете. Все это так необычно и чуждо сознанию европейца! Духовный "губернатор" предложил Н. К. послать Далай-Ламе в Лхасу большую монографию "Гималаи" издания Брентано, которую мы сегодня же и направили "губернатору". Все это будто бы в целях "выпрямления" нашего маршрута!

НВК

20.II. Губернаторша прислала обратно сумочку, так как она слышала откуда-то, что есть более объемистая. Не разберешь — наглость или наивность дикарки.

Сегодня канун тибетского Нового года. Год «зайца» сменяется годом «земного дракона». Целый день приходят нищие. Они жалобно причитают, делают земные поклоны и, получив мелочи, сменяют друг друга при непрерывном яростном лае собак. Интересно отметить, что собаки с гораздо меньшей враждебностью относятся к европейцам, нежели к тибетцам. Между нищими Голубин заметил двух наших поставщиков с сильно замазанными лицами... По пустырям ходят тибетцы, вертя молитвенные колеса.

Губернаторша прислала посланную ей сумку и потребовала назад первую, — которую ей для курьеза не замедлили послать.

Н.К.Р. идет с нами на религиозную церемонию, которая начнется после обеда. Видно, как заблаговременно сходятся к монастырю богомольцы с красно-желтыми флагами, несомыми перед каждой их группой. Ожидаются две церемонии: первая — у духовного губернатора, вторая — в монастыре. За нами прибегает чиновник от губернатора. Вокруг дзонга толпа, которая расступается при нашем приближении. В воротах встречаем процессию, идущую через пустырь по выложенной плитняком дороге. Впереди два чиновника в желтых халатах и тканых золотом шапках с красными ниспадающими султанами. В руках у них жезлы с пучками ароматических курений, от которых поднимается голубой дымок. Дальше четверо монахов несут ажурную башенку из струганых палочек — приношение злым духам. Дальше идет лама-священник. Он в красном колпаке, таком же плаще и имеет в одной руке колокольчик, а в другой черный платок. Лицо его тупое, на котором красуется пара тщательно закрученных усиков. По два в ряд шествуют за ним монахи в вишневого цвета плащах и огромных красных колпаках с гривами конских волос, похожих на древнегреческие шлемы. Они несут громадные золоченые барабаны и трубы. Шествие замыкается воинами. И это наиболее интересные фигуры. Они в несомненно старинных тибетских костюмах самых ярких цветов и наверченных на головах разноцветных тюрбанах. Кафтаны на одно плечо с подкафтаньями другого цвета. Оранжевый с черным, синий с желтым, зеленый с коричневым... Чалмы красные, желтые, вишневого цвета... У каждого за поясом меч, а в руках длинное фитильное ружье и дымящийся шнур. Пропустив процессию, мы проходим пустырь и через вторые ворота с молитвенным колесом входим во двор дзонга. На ступенях лестницы нас встречает губернатор. Мы входим в приемную, и нас усаживают на почетные места. Тут же губернаторша. Некрасивая, но молодая, с живым подвижным лицом. Какие-то родственники сидят на тахтах. Суетящиеся слуги и служанки, с руками, облитыми, точно китайской тушью, многолетней корой грязи — наливают нам дымящийся чай. Тут же Кончок. Он принял на себя роль ближнего слуги Н.К.Р. и с почтительными ужимками подает ему блюдо с обычным достарханом: сушеные фрукты, литой сахар, твердые как камень печенья и леденцы. Идет скучный разговор. Губернатор указывает, что сегодня Новый год и поэтому надо исключительно шутить... После этого он изощряется в плоских шутках. Но к счастью, внимание тибетцев привлекается монографией картин Н.К.Р., которая отсылается Далай-Ламе в его Лхасу как обязательный, по обычаям страны, новогодний подарок Его Святейшеству.

Появляется чиновник, который приглашает идти присутствовать на дальнейшем ритуале — богослужении на пустыре. Когда мы туда приходим — палки доньеров, молотя по народу, расчищают нам дорогу. На пригорке поставлена башенка. Перед ней гнусавит молитвы священнодействующий лама, а против него стоят монахи с трубами и барабанами. Тут же разжигают костер, сложенный треугольником. Помахивая черным платком в направлении башенки и позванивая в звонок, лама читает молитвы, и им отзываются барабаны, переходящие во все более ускоренный темп, под стук которых барабанщики скандируют какие-то ритуальные фразы, все время повторяющиеся. Изредка вступают своим густым ревом трубы.

В церемонии играют роль четыре элемента. Однообразно повторяются одни и те же действия. Потом бонза хватает башенку и мечет ее в разгоревшийся костер. В это время появляются воины, которые до сих пор стояли в живописной группе на другом пригорке. Вереницей подходят они к костру, и каждый, приложив фитиль к затравке, — разряжает в костер свое ружье. Пройдя через толпу, они приходят с другой стороны вновь, на этот раз с обнаженными мечами в руках, и проходят мимо костра, махая своим оружием. Демонов привлекли подарком, а когда они собрались незримой толпой... в них начали стрелять и бить мечами. Таков смысл церемонии, в основе которой опять обман. Воины уходят, и тогда толпа бросается на костер, топчет его и старается захватить горящие угли, которые каждый бережно прячет за пазуху. Происходит свалка, в которой участвуют какие-то туземцы в цепях, которыми скованы их ноги. Это колодники из городской тюрьмы. Оказывается, по поверью, что тот, кто захватит особые куски башни, посвященной злым духам, не дав этим кускам сгореть, и носит их как талисман — становится неуязвимым для пуль.

Мы уходим домой в ожидании следующей части празднества в монастыре, на которую должно последовать особое приглашение. Сидим под навесом и слушаем Н.К.Р. Он вспоминает об обстоятельствах встречи сестры Ниведиты со своим будущим учителем Свами Вивеканандой, великим мудрецом еще недавнего прошлого. Она встретила его впервые в большом европейском обществе, в котором он много говорил в тот вечер. После того как Свами ушел, присутствовавшие поблагодарили хозяйку за доставленную им встречу с интересным индусом, но высказались в том смысле, что, собственного говоря, не слышали ничего нового. Так подумала и будущая сестра Ниведита — только много позднее поняла она, сколько нового было для нее в словах Вивекананды. Так бывает всегда, когда духовное не проникает дальше интеллекта и не может соприкоснуться с более глубоким сознанием человека. Особенно мешает этому скепсис, если он к тому же еще не разумный, а слепо-упрямый. В силу своей невежественной узости люди часто, говорит Н.К.Р., упускают то, что могло бы самым решительным образом осветить им совершенно новый путь. Упорствующий тупой скептицизм чаще всего обрезает человеку все достижения в областях духа и строит перед ним глухие стены... В своем дневнике сестра Ниведита признается в этом скептицизме, в этом припадке современной болезни, что делает ей большую честь. Рассказываю Н.К.Р. об одном своем знакомом профессоре, который ни во что не верил, но... страшно боялся смерти. «Как это характерно», — заметил Н.К.Р. За нами приходят, пора идти в монастырь.

Возвращаясь с церемонии, Н.К.Р. говорит, что нет разницы в богослужениях больших и малых монастырей — только, пожалуй, в первых роскошнее костюмы и больше народу. Но все-таки, новогодняя церемония, которую мы только что видели, должна быть где-нибудь в Лхасе очень величественна.

Мы пришли на монастырский двор. Там уже толпа. Монахи проходят в храм. Через толпу идет монах. Впереди него послушник, несущий на длинной палке его колпак, другой неистово колотит туземцев палкой. Толпа раздается и с поклонами высовывает языки. Это идет благочинный. У желтого храма, соединенного с другим верхним ходом и похожего на ассирийскую постройку, сгруппировались давешние воины в своих живописных одеяниях. Опираясь на длинные ружья, ведут они степенную беседу. Так же как и губернаторы, они смахивают на каких-то оперных злодеев, но у этих не вяжущиеся с костюмами — добродушные физиономии. Из храма выносят громадные трубы, вроде римских буцин. При каждой два человека. Один трубит, другой поддерживает трубу на своем плече. Восемь таких труб ставятся в ряд, трубачи-монахи — прикладывают их к губам. Раздаются низкие глубокие звуки, от которых дрожит воздух. Тогда из храма появляются знамена, увенчанные трезубцами в виде наверший. Они становятся полукругом. После этого на пороге храма показывается процессия. Священник, тот самый, который служил утром с колокольчиком, за ним причетники и монахи с барабанами, флейтами и тарелками, которые становятся перед священником. Под тихий звук музыки скандируются молитвы. Темп учащается. Громче, скорее бьют барабаны, звенят тарелки, и учащается ритм молитв... К этой сарабанде звуков присоединяется низкий рев труб. Сразу все обрубается, и в наступившей тишине лама читает молитвы. Есть что-то неуловимое во всем этом — похожее на католическое богослужение. А в большом монастыре и при хорошем оркестре — картина должна быть внушительной. Во всем этом, говорит Н.К.Р., чувствуется что-то мощное, но уже выродившееся и потерявшее прежний смысл. Процессия трогается и выходит из монастыря. Опять несут приношение злым духам на пустырь. Шествие выходит, а над входом в храм тихо поднимается громадная танка, изображающая добрых духов-эдамов, долженствующих охранять монастырь весь следующий год. На пустыре происходит сожжение сооружения и фигур из риса, посвященных демонам. Стрельба, рев труб и грохот барабанов. Процессия возвращается в монастырь, и скоро начнется пир, посещение которого Н.К.Р. отклонил. Вареное мясо до отвала, чай с маслом и реки ячменной водки...

ПКП

20 февраля. Сегодня мы все ходили смотреть религиозные церемонии изгнания злых духов. Сначала духов изгоняли из дома духовного губернатора, потом у гражданского и, наконец, в обоих монастырях. Церемония состояла в том, что десяток лам, одетых в свои обычные красные тоги и с головными уборами желтого цвета в виде древнегречес ких шлемов, вооруженные барабанами, трубами и другими музыкальными инструментами, построившись в круг, в середине которого стоял старший лама с колокольчиком в одной руке и с дорже в другой, перед искусно слепленной ажурной пирамидой, сделанной из хлеба и бараньих кишек и выкрашенной в красный с золотом цвет, под ритм барабанов и тарелок произносили речитативом молитвы, изредка прерываемые резкими звуками труб и гобоев. После десятиминутного служения пирамида, на которую, по-видимому, уже были загнаны все злые духи этого места, бросалась в разведенный заранее костер из сложенного в виде большого треугольника аргала. Затем ламы удалялись, и к костру приближались один за другим старшины местного населения и стреляли в огонь из своих пистонных ружей. Между тем, толпа жителей, присутствовавшая при обряде изгнаниязлых духов, в момент, когда пирамида бросалась в огонь, устремлялась к жертвеннику, стараясь вырвать у огня кусочки сжигаемой жертвы: по народному поверью эти кусочки служат отличными талисманами против пули. Старшины, участвовавшие в церемонии, и два доньера губернаторов были одеты в красивые костюмы из разноцветного шелка с тюрбанами на головах (у доньеров головные уборы имели форму широкой тарелки, от середины которой свешивалась по краям бахрома из красного шелкового крученого шнурка). Эти старшины во время совершения церемонии стояли, опершись на свои длинные пистонные ружья, — подлинные типы средневековых пиратов! В промежутке между двумя церемониями мы посетили духовного губернатора. Губернатор был в хорошем расположе нии духа и т.к. на Новый год, по обычаю, нельзя говорить о серьезных вещах, шутил и много смеялся.

Ю.Н. сфотографировал некоторые моменты из церемоний изгнания духов, я же снял на фильму всю процедуру служения у обоих губернаторов и в монастыре. Получилась фильма длиною в 30 метров. Через духовного губернатора Н.К. отправляет Далай-Ламе свою монографию «Himalaya».