16-03-28, Дневники участников Тибетской экспедиции

16/III Прибытие в цзонг. Глубины тибетской лжи неизмеримы. Визит к начальнику цзонга. Торг о цене яков.

ЕИР

Namru dzong. Чародей даже самое обычное действие окутывает покровом необычности. Йог даже самое необычное явление вправляет в пределы обычности, ибо он знает, как целесообразна природа. Йог не стар и не молод. Йог не стар, ибо он знает стезю постоянного восхождения. Он не молод, ибо сознает запас прежнего опыта. Йог может проходить жизнь незамеченным. Йог может улыбаться речам слабоумия, но разит невежество. «Я грозный поражатель оскорбления Истины. Я беру на себя очищение ветхого мира. Я буду непреклонен перед утеснением ничтожества. Я принимаю на себя дерзость противопоставить мою самость бешенству зла». — Так утверждает йог и в крепости утверждения кует свой меч Истины. Считайте за счастье примкнуть к йоге! Прошлое дает начинающему йогу свои лучшие плоды, будущее откроет ему простор действий. Теперь др. Не вижу ничего удручающего, но заботьтесь о здоровье. Сердце, желудок, горло и легкие. Устраняю личные хлопоты для сердца, также хочу скоро найти молоко. Но мне на ночь трудно. Но днем несколько глотков полезно. Приезд американцев осенью даст большой отдых. Дело в руках Ф. Можно было дойти до апреля, теперь идите и давайте подачки. Но мы придем лишь в мае! Не так важно, ибо погода будет не слишком жаркая и Ф. поторопится. Также можно было требовать яков для Шеругена. Я лишь хотел передвинуть вас с первого места. В любом направлении, хотя бы недалеко. Важно было нарушить лагерь тибетцев. Майор двинулся бы в путь. Старшины могли заставить его, если бы вы начали двигаться. Главное для Тиб. нужно беспокойство. Запомни, лучше двигать стоянки, тем избегаете болезни. Я приказал Ф. вызвать яков. Нельзя думать в одном направлении. Пусть так думает доктор. Хотя сейчас путь легче — довольно. Ночь на 17-е. Видение внутри себя пламени широкого в основании с длинным язычком с одной стороны — цвет серебряный. — Голос Уч.: «Вековечный план»! — «Родная! сохраню!»

ЮНР

На следующий день мы двинулись в путь в восемь часов утра и преодолели перевал с юго-западной стороны, затем спустились на широкую равнину, уходящую далеко на север. Она была покрыта щебнем, чередовавшимся с песком. Прошлой ночью здесь прошел сильный снегопад, и все было покрыто свежим снегом. Голые холмы, окружавшие равнину, были сильно выветрены непрерывно дующими юго-западными ветрами и перепадами температур. Подножия холмов были погребены под нагромождениями камней, снесенных ледниками.

Одним из самых значимых факторов, участвующих в создании природного ландшафта тибетских нагорий, является юго-западный ветер. Зимой он приносит снег, который тает ранней весной, сдувает его и выветривает юго-западные склоны гор. В период летних дождей (июль и август) он приносит влагу и иногда является причиной сильных ливней. Страну, по которой мы шли последние несколько дней, можно было справедливо назвать геологическим кладбищем.

Некоторое время мы шли вдоль подножия холмов, поднимающихся к югу от равнины, затем свернули на запад и, перейдя скалистый отрог, увенчанный обо, двинулись на юг, к находящемуся там горному хребту (18000-20000 футов).

После часовой езды мимо песчаных холмов мы въехали в горную долину, где находился Намру дзонг, административный центр района. Долина была покрыта многочисленными ледяными торосами, осложнявшими продвижение. Чтобы добраться до поселения, нам пришлось пересечь широкий участок заболоченной земли, мерзлой и скользкой в зимнее время. Деревня, представлявшая собой сборище грязных, полуразвалившихся каменных лачуг, находилась на берегу маленькой речки, текущей на север к равнине. Дома окружали большие мусорные кучи и стены из аргала. Поблизости были разбросаны многочисленные палатки кочевников. В центре селения находилось здание дзонг-пона, представлявшее собой довольно жалкое строение с несколькими молитвенными знаменами на крыше. Жители рассказали, что раньше районом Намру управлял местный вождь, дом которого мы видели при въезде в долину. Был он построен на ветреном месте, с фасадом, обращенным на север равнины. Со времени бегства Таши ламы в Чаглунгхаре был основан дзонг для защиты дороги, проходящей вдоль западного берега Чанг нам тшо или Тегри-нора. В официальной переписке место значилось под именем Намру дзонг, а местные жители по-прежнему называли его Чаглунгхар. В дзонге размещались два лхасских представителя: светский, или дун-кхор, и чиновник-лама, или дзедрунг. Дун-кхор находился в Лхасе, а его коллега дзедрунг оставался в дзонге.

По приезде в деревню мы были встречены доньером из Нагчу и смешанной компанией из местных вождей, сородичей и торговцев из внутреннего Тибета. Нам показали около дзонга место для лагеря, но так как оно было грязно и покрыто толстым слоем навоза, мы решили перебраться на другой берег реки. Здесь находился ряд террас с глубокими выветренными каньонами. Это место было сухим и показалось нам подходящим для стоянки. Разбив лагерь, мы отправили послание дзонг-пону о нашем намерении посетить его. Посыльный вернулся и сообщил нам, что дзонг-пон будет очень рад принять нас. Мы вновь перешли на другой берег реки по узкому деревянному мосту и проследовали в дзонг. Несколько слуг поджидали нас у ворот.

Весь двор дзонга был плотно забит тюками с шерстью и маслом, так как все местные налоги оплачивались этим товаром. В центре двора стояла черная кочевая палатка. Нас проводили в небольшое помещение, которое и было жилищем дзонг-пона. Сам чиновник, молодой человек лет тридцати, сидел на низком стуле у алтаря, на котором стояла глиняная фигурка Будды Сакьямуни. Позади алтаря висело несколько танок, или нарисованных изображений. Здесь были Авалокитешвара в его четырехруком проявлении, Белая Тара и Ямантака. Перед изображениями стояли тяжелые серебряные чаши и жертвенные лампады. На стене, напротив окна, висела огромная коллекция огнестрельного оружия. Тибетские чиновники были страстными покупателями оружия и платили за него непомерные деньги. В коллекции дзонг-пона из Намру имелось примерно тридцать русских армейских винтовок, несколько японских винтовок Арисака и немецких Маузера, было также несколько немецких пистолетов Маузер и револьверов Наган. Вместе с огнестрельным оружием висело несколько богато украшенных тибетских сабель. Среди них я заметил короткие бутанские кинжалы, длинные с двойными рукоятками мечи, которые тибетская пехота носит на спинах, и несколько длинных тяжелых сабель, или шо-лангов. Я поинтересовался у дзонг-пона, какая польза от такого количества оружия. Он улыбнулся и ответил, что в случае необходимости ему придется защищать дзонг.

Нас усадили на длинную скамью у окна по правую руку от губернатора. На низком столике перед нами разлили тибетский чай. Дзонг-пон был братом жены губернатора Нагчу и претендовал на то, чтобы быть нашим другом и доброжелателем. Он уведомил нас о том, что паспорт, или лам-инг, из Лхасы все еще не получен, и он действительно не представляет, что с нами делать. Но поскольку нас рекомендовали ему власти Нагчу, то он отошлет нас к следующему дзонгу. Он не получал писем, касающихся нас, и был в неведении о нашем приезде. Нам придется на один день задержаться в Намру, чтобы он мог собрать необходимое количество животных для каравана. Мы убеждали его ускорить наш отъезд и не откладывая переговорить с местными вождями и старшинами. Были приглашены старшины. Местный глава утверждал, что нам придется дорого заплатить за караванных животных, поскольку был неподходящий сезон для путешествий. Местное население не держало вьючных животных около дзонга, за исключением некоторого количества дзо, пасущихся около юрт. Из-за сильных зимних снегопадов большинство кочевников ушло на север и находилось на расстоянии четырех-пяти дней пути отсюда. Чтобы добраться до Нагтшанга потребовалось бы 15 дней, а караванных животных пришлось бы менять на каждой остановке.

Это было большим неудобством, так как если бы старшины не смогли обеспечить нас достаточным количеством караванных животных, то нам бы пришлось задержаться в пути на неопределенное время.

Мы настаивали на том, чтобы губернатор снизил цены до приемлемых и сделал все от него зависящее, чтобы все было приготовлено к завтрашнему дню, так как мы очень спешим, да и здоровье некоторых членов экспедиции оставляет желать лучшего. В случае смерти любого из них возник бы источник бесконечных неприятностей для Тибета. Дзонг-пон спрашивал, известно ли нам, что за последнее время многие европейцы были убиты в Китае, и в связи с этим он желал знать относительно мер, принятых европейским и американским правительствами. Я ответил, что правительству Китая придется нести всю ответственность за преступления, совершенные на его территории, и компенсировать причиненный ущерб. Дзонг-пон сказал, что он не в состоянии приказать крестьянам привести животных сразу, так как его должность была учреждена недавно, и крестьяне, руководимые из поколения в поколение вождями племен, отказывались подчиняться чиновнику из Лхасы, который был для них чужаком. Даже имелись случаи убийства должностных лиц местными кочевниками. Дзонг-пон выразил глубокое удивление, что правительство послало нас таким трудным окружным маршрутом, вместо того чтобы позволить пересечь внутренний Тибет где-нибудь в провинции Цанг за Лхасой и Шигадзе.

После долгих переговоров цены были наконец установлены. Наем ездовой лошади от Намру до Шенца стоил восемь нгу-сангов и пять шо, наем яка – пять нгу-сангов. Следовало сразу же отправить посыльного в Шенца с сообщением о нашем прибытии и с просьбой приготовить сменных яков, чтобы у нас не было задержек в пути. Отъезд был назначен через два дня.

КНР

Встали в обычное время, около 6 ч. утра. Оказалось, что пять конюхов-тибетцев бросили ночью лошадей на произвол, и наш погонщик Дорджи вынужден был с опозданием собирать их по холмам. Вышли в 7 ч. 40 м. Три часа и три четверти кружили по песчано-холмистой и местами кочковатой местности. Наконец среди кочковатого болота увидели "грозный" цзонг, состоящий из одного четырехугольного одноэтажного каменно-глиняного строения с красными, в виде башенок, маленькими возвышениями по углам, обнесенного полуразрушенной дерновой оградой и кучами отбросов. Несколько черных палаток дополняли убогую картину цзонга. Было бы более мудро для Тибета не показываться иностранцам в таком убожестве с громкими названиями. Ведь каждый, не знакомый с Тибетом, может подумать, что цзонг - это или пограничная крепость, или по крайней мере укрепленный замок. Но, видно, чем ближе к Лхасе, тем более убогим и жалким становится все вокруг.

Выезжая из Нагчу, мы думали, что постигли пределы тибетской лжи. Однако, приехав сюда, поняли, что глубины этой лжи неизмеримы. Все сведения, данные нам "губернаторами" Нагчу, оказались ложными. Никакого официального извещения (даик) от них сюда не пришло. Никаких писем из Лхасы здесь не получали, и перед нами оказался новый мздоимец, сразу намекнувший о подарке. Теперь идет торг о времени сбора яков и удобстве пути. Чрезвычайно важно было узнать от него, что здесь, за четыре перегона от Лхасы, крестьяне не только не слушают чиновников, но и грозятся убить их. Это уже полное разложение правительственной власти. При этом "кемпо" "замка" наотрез воспротивился нашей просьбе послать за наш счет гонца с телеграммами на Лхасу или даже на Гиангцзе, как предлагал Н. К. Пусть не удивляются британские власти, если мы, как снег на голову, свалимся к ним с гималайских перевалов.

По приезде, наскоро подкрепив силы, мы направились впятером к здешнему "кемпо" замка. Маленький двор загроможден ячьими шкурами, шерстью и веревками от черных палаток. Каким-то закоулком мы попали через грязные дверные занавески в узенькую, в одно окно, комнатку с висящими на стене справа шестью винтовками, шестью мечами и столькими же револьверами - это все вооружение крепости. Рядом с винтовками помещался алтарь, над которым висели две танки с идамом и Тарой. На маленьком помосте, покрытом ковром, сидел плотный круглолицый человек лет тридцати с черными тибетскими усиками и эспаньолкой, в шелковом на меху темно-лиловом халате. Перед ним - два китайских низких табурета; на одном -неизменная фарфоровая чашка с серебряной крышкой на такой же подставке. На другом - обычная для здешних мест латунная плевательница, письменный тибетский прибор и будильник, отстающий на 2 ч. 45 м.

В течение всего по-восточному длинного разговора выяснилось, что ничего изменять в нашем пути он не предполагает, так как, по его словам, отсюда только два пути - или через Лхасу, или через Шенцза-цзонг, куда мы идем. Это явная ложь, так как есть еще несколько других путей. Итак, путь наш отнюдь не короткий и Тибет берет на себя новую ответственность за наше бессмысленное задержание, так как вместо определенных в Нагчу восьми дней мы шли тринадцать. Здесь же нас вновь задерживают для сбора яков, которых обязаны были собрать заранее. Здешние жители еще более дикие и за тибетские медные шо ничего не продают, требуя китайского серебра, - опять признаки разложения. Итак, еще одна великая ложь о Тибете разрушена - он выступает в своем истинном облике полного невежества, убогости и разложения власти. Еще раз повторяем: не может великое имя Учителя Будды оставаться у этих темных и лживых тибетцев.

Здесь, вблизи Лхасы, выяснилось, что в Нагчу хоры нас обманывали и на размене китайского серебра. Мы получали по 16 шо, а здесь охотно предлагают по 20 шо. Таким образом, при размене янчан на шо мы теряли на каждые три тысячи около одной тысячи янчан.

ПКП

16 марта. Намру-Цзонг. Чанглингкар. Крепость северной области. Небольшой глинобитный домик, обнесенный стенкой из сложенных кусков дерна. Сам хозяин дома — толстый рябой человек с лицом маньчжурского типа — встретил нас приветливо. Наш приезд был для него неожиданностью: повестка до него не дошла, как и следовало ожидать. Но губернатор сказал, что может нас отправить дальше до Шенза-Цзонга своею властью. Из Лхасы им также ничего не было получено. Н.К. говорил о том, что мы были задержаны в пути на 5 дней, то есть губернаторы Нагчу определяли дорогу до Намру в 8 дней; о том что у Миссии нет более денежных средств, что Миссия была слишком долго задержана на Чунаргене и в Нагчу; что члены Миссии больны и что поэтому губернатор должен найти для нас более прямую дорогу, так как заход в Шенза-Цзонг заставит нас потерять почти 10 дней лишних; что есть дорога из Намру на Шигацзе через перевал Каламба и что если губернатор разрешит Миссии отправиться по этому пути, он, Н.К., обещает не заходить в Шигацзе, но пройти далее на запад до Лхарцзе-Цзонга и уже оттуда повернуть на Сикким. На это губернатор ответил, что в его власти отправить Миссию только до Шенза-Цзонга; дорога через перевал Каламба проходит через внутренние области Тибета, и без соответствующих распоряжений со стороны правительства он не может пропустить Миссию по этой дороге. Затем он предложил послать вперед в Шенза-Цзонг специального гонца с донесением о нашем продвижении и дать нам двух доньеров для услуг в дороге. Ячмень в цзонге есть, но цена на него высока — 18 нарсангов за мешок. Относительно цены за наем яков до Шенза-Цзонга губернатор обещал справиться у населения.

После обеда Ю.Н. был опять приглашен к губернатору, где собрались местные старшины с целью выяснения количества требуемых яков и платы за них. Старшины обещали яков доставить, но условия пути сделали невозможными. Во-первых, они назначили за каждого яка до Шенза по 7 нарсангов и за каждую лошадь по 10 нарсангов, кроме того, они настаивали на смене яков в пути в числе 7 смен; если же мы желаем идти без смены яков, то придется делать дневки, и вся дорога займет 20 дней. Такие условия являются для нас совершенно неподходящими. Ю.Н. поставил с нашей стороны следующие условия: плата за яков неможет превышать платы за них, назначенной за дорогу от Нагчу до Намру, так как второй переход не превышает расстоянием первого; никаких смен в пути мы производить не можем, так как это отнимет у нас много лишних дней. Так как по этим вопросам Ю.Н. не удалось окончательно договориться с губернатором и старшинами, вечером Н.К., Ю.Н., Н.В.[Кордашевский] и К.Н.[Рябинин] отправились опять к губернатору. Результатом переговоров было следующее: яки в количестве 120 будут доставлены к утру послезавтра, плата за яков по 5 нарсангов, за лошадей по 8,5 нарсангов, продолжительность пути до Шенза 12 дней. Если мы желаем сокращения дней пути, об этом мы можем договариваться с самими крестьянами. Вперед в Шенза посылается гонец с сообщением о нашем приходе. Гонец обошелся в 12 нарсангов. Интересно, что здесь курс нарсанга значительно ниже — в Нагчу за один мексиканский доллар давали 1 нарсанг 6 шо, здесь дают 2 нарсанга.

Во время разговора с губернатором в комнату вошел гонец с нашей повесткой и, подавая повестку губернатору, невозмутимо изрек: «Американская экспедиция прибывает в Намру-Цзонг завтра»(!).