21-04-28, Дневники участников Тибетской экспедиции

21/IV Голод в Сага, Жители едят падаль. Гарнизон не имеет обмундирования. Тингри и Шекар. Тибет может выставить не более 9000 солдат.

ЕИР

Дано в долине Брахмапутры, взявшей исток из озера Великих Нагов, хранящих Заветы Риг-Вед. — «Я положил основание Агни Йоги на четыре конца, как цветочный пестик. — Я утвердил Агни Йогу столбами ступеней Моих и в руки принял камня огонь. — Я дал огненный камень той, которая по решению Нашему будет именоваться Матерью Агни Йоги, ибо она предоставила себя на испытание пространственному Огню. — Струи этого огня запечатлелись на камне при великом полете перед Ликом Солнца. Туман искр закрыл вершины Хранительницы снегов, когда камень совершил огненный путь с юга на север в Хранимую Долину». Теперь др. — Говорят, йог не имеет желаний, но зато он полон стремлений. Желание не действенно, ибо оно порождает ожидание. Но ожидание есть матерь неподвижности. Стремление же есть родитель движения, которое ведет к вознесению духа. Говорят, йог не знает любовь, но он полон сострадания. Люди знают любовь лишь как замыкающие узы, но сострадание не знает границ, будучи сотрудничеством Истины. Говорят, что йог облечен извне приходящими силами, но он как трудолюбивый садовник укрепляет питомник сада своих возможностей. Потому говорю — в Урусвати — городе Знания первым будет целебный питомник. Теперь др. Матерь Друидов охраняла знание от извращения, также Матерь Агни Йоги охранит Учение от злотолкования. Огненное понимание Истины тяжко, но служение дозора не терпит предательства. Солнечный меч не выпадает из руки и колено не преклоняется перед неправдой. Так нужно понимать Учение, которое несет кование новой жизни. Оно говорит — вы слышали, вы должны понять, с этого часа вы приняли ответственность за извращение. Теперь др. Так много удачи кругом. Препятствия кругом, как разноцветные перья крыльев. Истинно удача растет на крыльях противника — радуйтесь, ибо растут дела! Советую поручить внешние действия Ф. Я буду за ним! Теперь др. Вижу пандита для Удраи. Советую Людмиле понять ценность Учения Учителя, может быть полезной. — Довольно. Была беседа о Празднике в Братстве по случаю нового открытия Бр. В., о городе Знания, о сроках — не позволено записать. Ночь на 23-е апр. Целый день ощущала болезненное горение в темени. Как только легла в постель, начали действовать переменные токи — справа голубой и розовый слева. Также видела световые пятна — синие, пурпуровые и золотисто-серебряные. «Приду и скажу — сядь и слушай!» — «Я так счастлива, что мне это удалось!» — казалось, мой голос. «Испуганный!» «Ламата!». «Я уверена, что Троцк. сейчас умер!» — The great erent of the Second of Sept 1928». (126?) — «Радуйся, Урусвати!».

ЮНР

21 апреля. Солнечный день с легким юго-западным ветром. На берегах ручья, протекающего около нашего лагеря, появилась молодая трава. Мы упорно пытались купить что-нибудь из провизии, но совершенно безнад ежно было получить что-либо у местных властей или населения. Кхампский торговец из Тачиенлу, оставшийся в Сага для закупки домашней продукции кочевников, сообщил мне, что этот год был исключительно тяжелым для местных жителей и торговля в районе была незначительной. Нам удалось купить у него кусок порама и один мешок ячменя для лошадей, которые очень нуждались в корме.

КНР

Местные жители считают Сага этапным пунктом, через который проходили правительственные сообщения уртонами. Теперь животные, отпущенные для уртонов, околели, и уртоны возобновятся якобы с июня. Приходивший сегодня к нам начальник гарнизона, имеющий самый невообразимый вид, говорил, что многие здесь не ели цампы уже 7-8 дней, питаются падалью. Гарнизон состоит, по слухам, из 30 солдат - которых мы, впрочем, не видели - не имеющих форменной одежды. Единственное отличие - в ухе большая витая серьга со скверной бирюзой. Яков и лошадей обещают доставить лишь послезавтра, значит, ранее 24 апреля выйти отсюда не удастся.

Тибетец бесцветен, у него нет своего стиля, ясно вырисовываются лишь присущие ему ложь и наглость. В лучшем случае Тибет только пытался заимствовать у Китая его манеры, обычаи и одежду. Самые священные книги, по свидетельству Ю. Н., переведены на тибетский язык лишь текстуально, дословно, без донесения переводом смысла. Вчера возвратился в "цзонг" заведующий его "хозяйством", то есть нерва. Однако до сих пор не назначил полагающихся нам двух доньеров и не уведомил о времени прибытия яков. Едва удалось достать сегодня один мешок ячменя - 39 фунтов весом - за одиннадцать с половиной нарсангов. И это вблизи земледельческого района, ведь даже на Чантанге в Чу-наргене мы покупали у хоров за ту же цену 60 фунтов ячменя. Нет, справедливо замечание тибетца Кончока, что чем дальше к центру Тибета, тем хуже.

Приставшую лошадь сегодня привели и продали начальнику гарнизона за 16 нарсангов. Продолжают поступать самые несуразные сведения. Говорят, что в Тингри стоит сильный гарнизон в 500 солдат с дэпэном во главе, но Тингри не цзонг, а Шекар - это цзонг, и дэпэн является начальником Шекара, хотя в нем и не живет. Предоставляем другим судить о значении этой чепухи. Сегодня по просьбе начальника нашей охраны мы выразили желание посмотреть на здешних солдат, но "начальник" гарнизона замялся и не сумел нам ничего ответить. Предполагаем, что некоторые из виденных нами оборванцев и есть те солдаты, которые принадлежат к одному из лучших гарнизонов Тибета, а именно Шигацзе.

По слухам, Тибет может выставить всего девять тысяч солдат. Любопытно знать, сколько из них имеют приличное обмундирование, вооружение и какую-либо военную подготовку? Ведь для того, чтобы числиться в списке государств и стран, нужно же иметь какой-либо актив. Только теперь понятно, почему с таким успехом в разное время прошествовали по Тибету и монголы, и непальцы, и китайцы, и кашмирцы, и англичане.

НВК

21.IV. Оказывается, по карте Сага — большая крепость; так это и есть на самом деле. Здесь имеется гарнизон в 30 человек, без всякого, впрочем, намека на форменную одежду.

Вчера вечером тибетцы окончательно досадили нам своими невозможными выходками. С одной стороны, не выпускают нас из-за отсутствия транспортных животных, а с другой — у них нет ни продовольствия, ни фуража. 12 дней тому назад ими были получены распоряжения о пропуске нас и снабжении, и за это время — ничего не приготовили. Бараны как накануне падежа, в ячмене камни. За все цены — невероятные. За мешок ячменя в 39 фунтов — 11 1/2 нарсангов, тогда как у хоров, при удаленности от земледельческих районов и голоде в округе, с нас брали по 11 нарсангов за 60 фунтов хорошего ячменя и еще при этом наживались. Но что тибетцы доставляют нам в изобилии, — это наблюдения смеси из коварства, наглости и невежества, какое-то невозможное поношение человеческого достоинства.

Вечером у меня невольно вырвалось: «Как надоели эти тибетцы». Н.К.Р. сейчас же строго остановил меня. «Как может надоесть нам познавание? Разве мы не познавали ежедневно особенности этого народа, который в течение долгого времени останавливал на себе внимание всего мира, благодаря своей обособленности и таинственности. Теперь тибетцы уже седьмой месяц принимают все меры, чтобы показаться нам в истинном своем обличье. Как исследователям, никакие их коварства и отрицательные стороны надоесть нам не могут. Наоборот, мы должны радоваться этому неожиданному богатству материала. Нам все равно, положительны или отрицательны эти материалы для самих тибетцев. Для нас важна только достоверность фактов».

Существует ли тибетский стиль, спросил я Н.К.Р., ведь существуют у соседей Тибета характерные стили: китайский, индусский, знаменитые персидские миниатюры. Попав в Тибет, перевидав и монастыри, и дзонги, и обстановку частных людей, я не могу уловить характера тибетского стиля. Н.К.Р. ответил: «В том-то и дело, что собственно тибетского стиля не существует. Правда, мы знаем красивые тибетские танки-картины, но вспомните прекрасную китайскую живопись прошлого, оглянитесь на древние превосходные фрески Аджанты в пещерах на севере Индии, не забудьте могольские миниатюры, и вы поймете, откуда составлены трафареты ламаистских изображений древнебуддийского характера. Мы знаем прекрасные изображения, но ламаистский шаманизм мог подобрать только некоторые черты их».

Во время этого разговора подошел какой-то невероятный оборванец, в котором по серьге в ухе мы узнали солдата сагского гарнизона (впрочем, по своей грязи и оборванности начальник гарнизона ничем не отличается от своих подчиненных), который между прочим рассказал Ю.Н., что как гарнизон, так и население питаются здесь цзампой и падалью. Направляем солдата к Кончоку, и Н.К.Р. продолжает прерванный разговор об искусстве: «В противовес Тибету обратите внимание на японское искусство. Оно так же имеет, как и тибетское, корни в китайском искусстве глубокой древности, но восприняло не трафарет, а сущность его, а потому и дало ряд замечательных художников, искусство которых поистине украшает жизнь. Япония дала незабываемые образцы творчества». Н.К.Р. указывает и на обычай японцев вешать у себя в комнате только по одной картине на каждый день, на следующий день меняя ее на другую. Какое в этом сказывается понимание и почитание искусства, говорит он. Разговаривая, перехожу на картины Н.К.Р. Он редко говорит о них и особенно о своих будущих картинах. Почему? Н.К.Р. улыбается: «Рассказанная картина это почти что уже написанная, а значит, и отошедшая в прошлое вещь». Чувствуется, что новые картины Н.К.Р. будут относиться к циклу Будды, а может быть, и Господа Майтрейи.

Потом мы прошли к мендангу. На нем отбросы, дохлая собака и... людские экскременты между каменными плитами со священными текстами. Дальше уже некуда идти...

Ю.Н. сегодня рассказывал, что древние буддийские писания переводятся на тибетский язык совершенно механически, без всякого сохранения глубокого внутреннего смыла первоисточников.

Нерва дзонга не только не появляется в лагерь по зову, не только не назначает указанных в паспорте двух доньеров, но даже не дает сведений, когда будут готовы яки. И это подтверждает наши наблюдения: чем ближе к Лхасе, чем глубже в Тибет, тем все хуже во всех отношениях. И главное — это невероятная ложь во всех случаях жизни и при всех обстоятельствах. Теперь нам вполне понятно, почему в разговорном словаре Чарльза Белла одна за другой идут следующие тибетские фразы: «Не лгите», «Не лгите опять», «Не лгите, или вас высекут».

ПКП

21 апреля. Нирва цзонга прислал нам два мешка ячменя по 40 фунтов за плату по 11,5 нарсангов за мешок. В Хорде мы платили 13 нарсангов за мешок в 60 фунтов, а здесь, на границе хлебного района, принуждены платить почти в полтора раза дороже! Таким образом, принудительно задержав нас в Сага-Цзонге, тибетцы еще хотят составить себе хороший заработок путем продажи нам зерна по совершенно произвольным ценам, да еще прибавляют в зерно порядочное количество мелкого щебня.

Сага-Цзонг расположен в долине реки Чарта-Цангпо. Представляет собой небольшую группу глинобитных построек, обычных в Тибете и Китае. В цзонге стоит гарнизон из 27 человек пехоты — невероятные оборванцы в серых халатах. Командующий этим сбродом капрал ходит в английских военных ботинках, одетых на босую ногу, и в поярковой шляпе. Между цзонгом и нашим лагерем, на повороте дороги стоит развалившийся мендонг, из которого местные жители устроили нечто вроде отхожего места: шиферные плитки со священными изображениями и формулами завалены нечистотами и трупами дохлых собак — очень показательно для страны, именующей себя оплотом буддизма. Н.К. невольно вспоминает Ладак, где вы никогда не увидите подобного отношения к священным памятникам.