24-09-27, Дневники участников Тибетской экспедиции

24/IX Озера Олун-нор. Еще гейзер. Первый тибетский пост. Новости из Нагчу. Четверо иностранцев. Новые губернаторы.

ЕИР

Ученики бывают четырех видов: одни следуют указаниям Учителя и восходят законно, другие за спиною Учителя превышают Указания и тем часто вредят себе. Третьи пользуются отсутствием Учителя для пустой болтовни и

тем разрушают путь свой. Четвертые за углом осуждают Учителя и предательствуют. Ужасна судьба двух последних видов. Да утвердится сознание понятия Учителя. Теперь др. Прибавьте к подаркам Д. Л. чек на две тысячи долларов. Запад понимает ученость в росчерке пера, но не в пудах, в Ам. пользуются чеками. Теперь др. Не думайте ни минуты о докторе и Порт. — оба осуждены. Доктор обещал Мите вернуться. Учитель ему разрешит и ему придется исполнить обещание. Просто решится все, кроме А., но Ф. — Бисмарк. Ур. заронит некоторые благородные духовные зерна в Т. женщину. Дам возможность по-английски. Идите покойно, не заботясь о вещах и о животных. Оставьте его Чампу при первом случае, жить не может. Самая тягостная и неотложная работа по-англ., и чек ваш паспорт.

ЮНР

24 сентября мы продолжили путь в западном направлении. Вскоре тропа вышла на обширную снежную равнину. К югу возвышался могущественный Тангла – масса вечных снегов, один из самых высоких и наиболее важных горных массивов Тибета. К востоку находились многочисленные соляные озера, которые дали равнине монгольское название Олун-нор, или «Много Озер». Тибетское название – Санг-джья джья-лам – дано из-за схождения двух важных караванных путей Тибета: пути из Цайдама, которым мы пришли, и торгового пути из Синина. После двухчасового перехода через равнину мы заметили черную палатку у подножья холмов, протянувшихся на юг равнины. Мы сразу же послали туда разведку, которая скоро возвратилась с сообщением, что это была застава тибетской милиции. Мы увидели всадника, отъезжающего от палатки и во весь опор поскакавшего к юго-западу. Скоро группа милиционеров с их начальником приблизилась к каравану, и начальник предложил нам остановиться на день и попросил наши паспорта. Мы показали их ему. После длительной проверки начальник нашел их в порядке и обещал сразу же послать сообщение своему начальству, находящемуся с отрядом милиции на сининском пути. Он также сказал, что отправит посыльных в Нагчу с сообщением о нашем прибытии.

Застава милиции состояла из десяти жителей района Нагчу. Они были непричесаны, с длинными спутанными волосами и в серых, почти черных овчинных одеждах. Их вооружение состояло из тибетских сабель и мушкетов. Двое из них имели длинные тибетские пики. Начальник заставы носил зеленую гамбургскую шляпу и с некоторым трудом мог писать. Он составил длинное сообщение о нас, спросил о количестве нашего огнестрельного оружия, о количестве верховых и вьючных животных в караване. Люди заставы были совсем гражданскими, и сообщили, что они слышали о нашем прибытии за несколько недель. Начальник заставы сообщил, что посыльные покрывают расстояние между Санг-джья джья-лам и Нагчу за четыре дня. Он также информировал, что оба губернатора Нагчу недавно были смещены, и что в настоящее время район управлялся общеизвестным Го-манг гарпоном, бывшим торговым представителем Тибета в Синине. Кто был новым гражданским губернатором, или нанг-со, они не могли сообщить нам. Милиционеры сообщили нашим монголам, что торговые пути находятся под пристальным наблюдением, и что многочисленные заставы милиции, поддерживаемые регулярными частями, размещены на пути в Лхасу. Они также сообщили, что четверо русских были задержаны в Шенгди. Эти четверо путешественников собирались исследовать страну и прибыли из Синина. Они вели переговоры с правительством Лхасы относительно разрешения посетить Лхасу, в чем им пока отказано.

КНР

Ночь холодная; вода в кувшине замерзла до дна; земля промерзла и покрыта инеем. Встали в 4 ч. 30 м. В 7 ч. 30 м. вышли в юго-западном направлении. Дорога шла по песчаному плоскогорью; по обеим сторонам от нее - относительно невысокие песчаные горы. Здесь уже сходятся все три пути в Тибет - из Синина и через Тэйджинер, обходные, которыми обычно все ходят, и центральный путь через цайдамские топи и Чантанг. Последний прямой путь необычен - им как кратчайшим до нас ходили Далай-Лама и Таши-Лама в Монголию. По дороге, как обычно, много костяков павших животных. Озера Олун-нор (многие озера) оставили слева, перейдя реку, не отмеченную на карте. В районе озер виднеется такой же белый памятник гейзеру, какой мы видели на днях на Чантанге близ хребта Думбуре.

Остановились в 1 ч. дня у последних трех озер из группы Олун-нор на песчаной возвышенности, покрытой небольшими кустиками травы. День теплый; предполагаем, что дальше будет теплее. Вблизи нас находится первый встреченный нами на территории Тибета охранный милицейский пост из местных жителей, несущих эту государственную повинность. В три часа дня к нашим тибетцам Кончоку и Чимпе пришли трое из этих обывателей-милиционеров. Вид у них всклокоченный и дикий - без шапок и без оружия, в черных одеждах, волосы торчат в разные стороны какими-то клочками. Принадлежат они к дикому племени хор, родственному голокам, и называются хор-па, то есть "народ хор"; обитают в районе хор-де и занимаются скотоводством. Это первые ласточки, первая разведка. Потом, вероятно, явится кто-либо старший из охраны, за которым понесся всадник еще в то время, когда мы только подъезжали к посту. Чимпа чувствует усталость; и, несмотря на сердечные средства и спермин, сегодня после пройденного им пути на верблюде появились опять, как в первый день прибытия его к нам из Махоя, отеки. Очевидно, трудно будет его довезти до Нагчу, если он непременно этого захочет.

Прибывшие к нам милиционеры сообщили немаловажные новости из Нагчу. Уже месяц, как где-то около Нагчу содержатся под арестом четверо каких-то иностранцев. Н. К. предполагает несколько лиц, но на ком именно остановиться, мы пока не знаем. Другая новость: высшая администрация Нагчу недавно сменена и замещена более высокими и значительными лицами. Гражданскому генерал-губернатору даже якобы присвоен титул министра, а духовным генерал-губернатором состоит бывший представитель Далай-Ламы в Китае, отличающийся крайней суровостью характера. Долгожданный тибетский пост заметили сначала зоркие азиатские глаза ламы Кедуба, а затем уже подтвердили и наши бинокли. Мнения разделились - одни предполагали, что это сторожевой пост, ламы же думали, что это какие-то местные промышленники. Не осталось забытым и предположение о разбойниках. Во время этих соображений тибетец Кончок уже скакал далеко впереди и вскоре уже вел с этими людьми переговоры. Мы в это время продолжали медленно продвигаться вперед, ожидая подхода верблюдов, как символа миролюбия каравана. Вскоре возвратившийся обратно Кончок сообщил, что это и есть охранный пост.

Итак, двадцать четвертое сентября был для нас значительным днем. Сейчас ожидаем сотника пограничного отряда, который пошлет сведения о нас в Нагчу, куда нарочный отсюда доедет в три дня, а до Лхасы, как полагают, в шесть дней. Приехал около 7 ч. вечера десятский и тотчас же без излишней назойливости выполнил необходимые формальности, то есть получил список людей и сведения о количестве животных для донесения в Нагчу.

Н. К., указывая на разницу между китайскими солдатами и тибетской охранной милицией, высказывается в пользу последней. Китайские солдаты очень бесцеремонны, болтливы и назойливы - они заходили бы в палатки, все осматривали, просили бы табака и тому подобное.

НВК

24.IX. Ночь была очень холодная. Вода в кувшинах промерзла до дна. Сегодня встаем позднее обыкновенного. Отблеск зари уже над горами. Розовое, голубое, потом темно-синее небо, и незаметно сменяются его оттенки, переходя друг в друга. Встает солнце. Блики света трогают то здесь, то там скалы или целые скаты холмов. Наконец вся местность озаряется светом, пронизанным лучами солнца. Наводит на размышления название Цаган-Обо и то, что самого обо нигде нет.

Сегодня люди быстро свертывают палатки, вьючат транспорт и седлают лошадей. Уже в 7 часов утра мы в движении и проходим одиночную скалу, похожую на обелиск. Ручьи промерзли тоже до дна, и собаки пробуют лапами «твердую воду» и с осторожностью перебираются через лед, так как в первый раз в жизни встречаются с таким чудом — водой, по которой можно ходить.

Тибетец Кончок выносится вперед на своей белой лошади с ошейником из бубенчиков. Наряд тибетца очень живописен. Малиновый платок на голове, обвитый вроде чалмы, короткая шуба со спущенным правым рукавом и узкая черная туника под ней. Из-под полушубка развернулись по всему седлу широкие черные шаровары. Ноги в фильцевых поножах, оканчивающихся наглухо приделанными к ним туфлями, делающими походку туземца какой-то неслышной, кошачьей. Через плечо винтовка с красной кистью в дуле.

По пути много холмов желтовато-коричневого песчаника с налетом травы, спускающихся обрывами к реке. Перед глазами с поворотом открывается далекий, тонущий в голубоватой дымке безбрежный простор. В степи поднимается отдельная гора Буху-Магнай с невысокой цепью гор за ней, протянувшихся с востока на запад. В самой дали отроги мощного хребта Тангла. Вокруг нас широкая долина. Песок, галька сменяются пастбищами. Разноцветные лишаи на камнях и уже совсем пожелтевшая трава.

Долину обступили холмы красивых оттенков, от фиолетового до нежно-розового. Фиолетовый — цвет мантий кардиналов... и дальше от желтого до темно-зеленого. Холмы! Это, в сущности, лишь названия, чтобы отличить их, с мягкими линиями очертаний, от грозно изломанных с отвесами и пропастями неприступных горных массивов. На самом деле, в соотношении к этим холмам собор Св. Петра в Риме был бы как спичечная коробка в сравнении с шестиэтажным домом.

На равнине пасется несколько диких яков, вдали маячит стадо куланов. Вот картина местности северного Тибета, через который мы идем 24 сентября в залитом солнцем, но уже прохладном утре. Переходим реку Чучум-Гол и входим на территорию системы озер с наибольшим — Олун-Нор. Это монгольское название. Через несколько часов пути проходим еще одну безводную реку, не обозначенную на карте, и перед нами уже совершенно ясно поднимаются предгорья Тангла.

По словам Кончока, где-то здесь стоит первый тибетский кордон. Несколько раз всматриваемся мы вдаль, надеясь увидеть настоящих тибетцев... но все ошибки. То кулан, принятый за всадника, то камни, похожие на палатки. Наконец, зоркие монголы указывают на самый горизонт: «Дым», — говорят они. Бинокли подтверждают наблюдение. Совершенно ясно виден дым, поднимающийся тонкой струйкой к небу. Пройдя несколько километров, ясно различаем черную палатку, костер и несколько человеческих фигур вокруг него. Возможно, солдаты, но не исключено, что это могут быть и разбойники.

Караван останавливается, и передний дозор с нашим тибетцем во главе двигается по направлению к замеченной группе у костра. Н.К.Р. выезжает на ближний холм и всматривается в направлении группы. Следует отметить, что Н.К.Р. редко пользуется биноклем, соперничая в остроте зрения с монголами. Видно, как от палатки, откуда нас тоже заметили, скачет конник в горы. Очевидно, военное донесение или весть разбойничьему племени о подходе большого каравана. Мы стоим в группе за Н.К.Р. На пике монгола полощется в ветерке флаг. Точно штаб отряда в характерном затишье перед первым выстрелом. Переговариваемся между собой. От дозора, подошедшего почти вплотную к черной палатке, отделяется всадник и скачет назад, а дозор скрывается за скалой.

Наконец, подскакивает Таши и докладывает, что перед нами военный тибетский пост. За Таши подъезжает к пришедшему в движение каравану Кончок. Все благополучно. Он самолично был уже на посту. Это тибетские милиционеры, старшина которых уже послал сообщить о нашем прибытии начальству, которое скоро прибудет. Мы на фактической границе Тибета и должны выполнить некоторые пограничные формальности.

По распоряжению Н.К.Р. ставим лагерь на берегу маленького озера против тибетского поста, стоящего на его другой стороне, и ждем дальнейших событий.

За обедом говорим о редкостях Востока, и я вспоминаю богатую коллекцию драгоценностей шахского дворца в Тегеране. Переходим на Императорский музей в Пекине, уже три раза ограбленный, но сохранивший еще удивительные картины древних китайских мастеров — акварели, обреченные на гибель, главным образом, из-за сырости... Лучше бы они попали в музеи Америки или Европы. Н.К.Р. против увоза китайских сокровищ искусства из Азии. Наступит день, говорит он, когда Азия потребует, чтобы возвращено было все то, что увезено из нее и поступило в Европейские музеи. Но почему же, если Рокфеллер содержит на свой счет целый университет, — другой миллионер не мог бы создать охрану сокровищ Китая и, в частности, музея старого Императорского дворца. Если имущие люди могут помогать больным людям, то почему же они не могут помогать и «восстанавливать здоровье» гибнущих учреждений.

Поздно вечером прибывает начальник пограничного района. Он разрешает переход границы, а тибетский паспорт экспедиции и письмо губернатору Нагчу берет для немедленной отправки по назначению. Приходят и несколько милиционеров с поста поглазеть на европейцев.

ПКП

24 сентября. Прошли Думбуре и хребет Цаган-Обо, спустились к озеру ОлунНор. После Цаган-Обо на горизонте все время были видны горы БухаМагнай и северные отроги хребта Тангла.

Подходя к озеру, увидели первый тибетский пограничный пост. Пост состоял из 10ти чинов местной милиции. При нашем приближении с поста был отправлен всадник в направлении юговостока. Как потом выяснилось, он был послан на соседний пост, где находился десятник, прибывший к нам в тот же день вечером.

Н.К. переслал десятнику визитную карточку и письмо, адресованное начальнику пограничной стражи. Письмо будет отправлено в Нагчу завтра и через 3 дня уже будет на месте: гонцы отправляются по уртонам. Десятник сообщил, между прочим, что в Нагчу ожидают пропуска какие-то 4 иностранца, прибывшие из Синина.