01-08-27, Дневники участников Тибетской экспедиции

1/VIII Избиение Кобена. Анатоль Франс о желтой опасности. Рая определяет наши ауры. Н. К. о распущенности мысли. Легенда о Миссии растет.

ЕИР

Наконец научились ли вы радоваться препятствиям? Можем ли Мы быть уверены, что кажущееся препятствие удесятерит находчивость вашу? Можем ли Мы утвердить вас воинами побеждающими? Можем ли явить вам стрелу помощи, зная, что вы уловите ее на полете? Можем ли Мы произнести вместе с вами слово Нового мира Е. Можем ли Мы понять, что ради красоты созидания сожжена одежда ветхости? Может ли Матерь Мира доверить дозору вашему ткань света? Может ли Лев устремиться на помощь вам? Может ли Свет осветить вашу тропу? Победа стучится. Наконец, умеете ли вы обращать даваемое Учение на себя? Можем ли Мы доверить вам знаки для ношения на себе? Можем ли Мы устремить луч совершенствования? Можем ли Мы поручиться о зоркости вашей? Можем ли Мы создать оплот самопонимания вашего? Можем ли Мы радоваться непреложностью вашего пути? Может ли Матерь Мира назвать вас справедливыми? Может ли Лев стать стражем дома вашего? Может ли Свет пролиться на ступени новые? Отомкните двери ваши. Теперь др. Может Ч. Б. погрузиться в океан преданности. Можем ли забыть шатания? Но ему дана рука пробы и ожидания счастливого труда. Позволяю оставить память о всей ветхой одежде. Устремляю ее от сегодня только вперед. Из прошлых сознаний может сохранить почитание иерархии и готовность призыва к красоте! Последуйте совету не переедать. Пусть У. встанет. — Путь готов. — Довольно.

КНР

Вчера вечером неожиданно произошла небольшая драма. Мы сделались свидетелями драки между ламой Ламаджаном и погонщиком Кобеном. При разборе дела против Кобена свидетельствовал лама Малонов, сам только за два дня до этого ударивший в лицо своего племянника ламу Бухаева. Драка, оказывается, произошла из-за продуктов. При варке супа выяснилось, что Кобен отнес свою порцию риса матери и братьям - он местный монгол, и рис у них большая роскошь, редкость и лакомство. За это остальные не хотели дать ему супа из баранины, и тут начались дальнейшие пререкания, кончившиеся дракой. На молодого монгола, желтолицего, напали буряты, казалось бы, уже приобщившиеся к белой, европейской "культуре".

По этому поводу вспоминаются замечательные слова Анатоля Франса о "желтой опасности", якобы угрожающей Европе, причем он доказал, что во всяком случае она не может сравниться с белой опасностью, которая грозит Азии: "Желтые не командировали буддийских миссионеров в Париж, Лондон или Петербург. Равным образом, не высаживался во Франции желтый экспедиционный корпус и не требовал себе полосы земли, в пределах которой желтые не были бы обязаны никаким повиновением государству или законам, но ввели бы суд мандаринов. Адмирал Того[80] не бомбардировал с судов Брестскую гавань, чтобы вызвать торговлю Японии с Францией. Он не поджигал Версаля во имя высшей цивилизации. Он не увозил в Токио картин из Лувра и фарфора из Елисейского дворца. Всеми признается, что желтые недостаточно продвинулись в своем развитии, чтобы верно подражать в этом белым. Считается даже сомнительным, чтобы когда-нибудь они могли подняться до такой высоты моральной культуры. Как могли быть у них наши добродетели! Ведь они не христиане!"

Сегодня перед обедом сестра Людмилы, Рая, сделала нам сюрприз - от Е. И. она слышала, что каждый человек имеет ту или иную окраску своей световой ауры, поэтому она каждому из нас положила около прибора салфетку в алюминиевом кольце, перевязанном шелковинкой того или другого цвета: Н. К. - синей, Е. И. - фиолетовой, Н. В. -зеленой, мне - желтой, Ю. Н. - розовой, П. К. - желтой.

Говорили о рассеянности. По этому поводу Н. К. замечает, что рассеянности нет, бывает только небрежность или распущенность мысли. Человек ведь никогда по рассеянности не пойдет под поезд или в клетку тигра, не наступит пуме на хвост. Пресловутая рассеянность остается обычно в кругу явлений, когда человек очень малым или ничем не рискует.

Легенда о нашей Миссии растет - дошли слухи, что "едут сорок европейцев и их сопровождает вооруженный отряд из шестидесяти монгольских цириков". На самом же деле нас всего девять человек европейцев и одиннадцать человек бурят и монголов. Так рождаются легенды. Через полгода или год число людей удесятерится - событий здесь мало, потому все долго-долго вспоминается, обрастая небылицами.

НВК

1.VIII. С утра в лагерь съезжаются монголы. Яркие кафтаны, на поясах короткие кинжалы. Некоторые вооружены ружьями, по которым можно проследить всю историю огнестрельного оружия. От кремневых до магазинных. Несмотря на жару, на всех монголах бараньи шубы, спускающиеся с одного плеча, и войлочные колпаки, часто со вкусом вышитые золотом. Вечером мы собираемся около строящегося субургана. Это ламайская часовня-обелиск, выбеленная и выкрашенная ритуальными рисунками, изображающими яркий орнамент и страшные маски по всем четырем сторонам. Тут же граммофон дает нам концерт, одним из номеров которого является «Полет валькирий» Вагнера. Вокруг молчаливой толпой стоят монголы. А вдали, на равнине у гор, пасется стадо диких ослов.