30-07-27, Дневники участников Тибетской экспедиции

30/VII Медведь съел верблюда. Отъезд Г. в Сучжоу за покупками.

ЕИР

Путь считайте свободным, р. пропустили сроки. Явление Учения устремится по руслу Востока. Явление Учителя получает понимание среди И. Почему Учению разлетаться по всему миру? Азия имеет первое право. Чую, как правильно можно пробить русло, не отягощаясь. Не нужно удивляться тайному смыслу речей, говорю, не отрываясь от поверхности зеркала. Явное подражание хотя бы одному старому приему явится опасным для всего плана, потому будем применять самые неожиданные действия, чтоб здравый смысл обывателя содрогнулся. Ярко новые построения горят. Иду на опыт нового вещества — довольно. Какое это вещество? Имя записано. Перепендус? Да, против абсолютной тьмы. Чем был нанесен мне острый, болезненный удар в грудь? Ток магнита дальней планеты во время магнитной бури. Бывает при открытых центрах. Можно заметить, как повышается общая чувствительность. Что озн. виденный мною сильный свет из-за горы? Именно Мой опыт.

КНР

Ночью возвратились люди, посланные за верблюдом к Улан-дабану. Верблюда нашли с сильно распухшей шеей и проеденным животом, оттуда вытащены внутренности, вокруг крупные следы. По-видимому, это был медведь. Утро пасмурное, сырое - с вечера и часть ночи шел дождь. Г. уехал в Сучжоу за покупками. Днем погода прояснилась, выглянуло солнце. Вечером небо было почти безоблачно. Из оставшихся 32-х верблюдов вчера не досчитались пяти - два погонщика так и не нашли их.

НВК

30.VII. Встаем с рассветом. Но китайцы опять не торопятся. Разговор с ними, впрочем, у Голубина короткий. Он берет их самыми язвительными насмешками. У нас с Голубиным сильная одышка. Я уже раньше испытывал ее за Сучжоу, но не придавал ей значения. Сегодня она очень сильна, и это заставляет меня задуматься. Что же со мной будет на настоящих высотах — в Тибете. Потом только я узнал, что, переваливая Наньшань, мы уже были на большой высоте, более 16 тысяч футов над уровнем моря.

Собираемся. Китайцы нехотя вьючат. И вдруг из-за скал появляется конный монгол. Это первая живописная фигура за весь путь от Сучжоу. Маленькая крепкая лошадь, голубой кафтан на одно плечо. По поясу кожаный патронташ и длинное ружье с сошками за спиной. Почти коричневое, обветренное лицо монгола обросло редкой бородкой. Он улыбается и приветствует с добрым утром. За монголом выезжает другой, более скромно одетый, с вьюками за седлом. Очевидно, это слуга. Монгол спешивается, садится к костру, и начинается разговор по-китайски с Голубиным. С нетерпением жду его окончания. И вот... радостная весть. На Шараголе, на той стороне реки, у гор стоит большой европейский лагерь. Американцы. И какие отличные ружья. Их не меньше двадцати человек, много верблюдов и до сорока туземцев. «Палаток не меньше, — монгол задумывается, — не меньше тридцати. К обеду доедете», — говорит он и прощается с нами.

Мы садимся и продолжаем путь на юг. Идем широкой горной равниной. Много барсучьих и лисьих нор. Проходим ущелье и... перед нами глубокий спуск. Внизу синеют дали, а на горизонте опять поднимаются горные цепи. Около тропы, круто спускающейся вниз, — традиционный обо. Несколько часов спускаемся вниз. Посередине спуска поворот, и с него видна глубокая долина Шарагола с извивающейся по ней рекой. Становится все жарче. Солнце пропекает насквозь. До самой долины еще километров 12. Китайцы собираются сделать остановку... но это им не удается. Мы жестоко гоним их вперед. Ущелье спуска расширяется — раздаются предгорья пройденного нами массива. Впереди давно невиданная ласковая зелень травы. У реки виднеются монгольские юрты. На равнине скачут всадники. Мы берем направление на одну из юрт на берегу Шарагола.

Подходим к реке. Она вздулась, и видно, что без проводника ее не перейти. После недолгих переговоров молодой монгол взялся доставить меня в европейский лагерь. Мне дают свежую крепкую лошадь, т.к. мою, слабую и усталую, может сбить течением. Голубин остается на сегодня с багажом на этой стороне реки. Сажусь и вслед за монголом въезжаю в реку. Лошади сразу погружаются по брюхо в мутные грязно-желтые волны, и нас порядочно сносит течением. Следующий рукав еще глубже. Третий, самый глубокий и опасный. Еще момент... и лошади поплывут. Берусь за гриву и готовлюсь спуститься с седла. Еще несколько футов — и мы на другой стороне. Всматриваюсь, где же лагерь. Монгол указывает в направлении предгорий рукой. «Американ», — говорит он. Где? А, европейские палатки. Топкий луг сменяется площадкой гравия. Мы с монголом несемся карьером. Низко стелются облака, пасмурно небо, и начинается дождь. Но теперь... не все ли равно. Я — у цели.*

* Встреча Н.В. Кордашевского с Тибетской экспедицией Н.К. Рериха произошла 28 июля 1927 г.

Перед палатками собирается группа европейцев. Впереди различаю Н.К.Р., его супругу Елену Ивановну Рерих и сына Юрия Николаевича. Какая радость. Неужели это правда, не сон. Через десять минут уже сижу в уютной палатке Н.К.Р. и Е.И. Оба расспрашивают меня о моем путешествии и последних событиях в «цивилизованном» мире.

Глухо рокочет гром, вспыхивают молнии, и дождь барабанит по парусине палатки. Вбегает Ю.Н.: «Поток из гор наводняет ущелье». За палаткой крики: «Уходите, вода!.. Сносит палатки».

Мы выходим. На месте, где стояли палатки справа, — несется мутный могучий поток. В пене выбивается он из довольно широкого ущелья. Столы, стулья несутся по его бурливой поверхности с мест палаток, сбитых в поток. Одна палатка Ю.Н., другая — столовая. И в ней был приготовлен обед, за который только что собирались сесть.

В лагере кипит работа. Поднимают затопленные палатки, окапывают другие, прислуга вместе с туземцами вылавливает вещи из вновь образовавшейся реки. Так работают до темноты, приводя все в порядок. Ущерб велик. Потом опять сидим в палатке, и мне дают кружку крепкого ароматного кофе. Пережитый день и усталость последнего перехода дают себя чувствовать. Глаза смыкаются от смертельной усталости. Мне отводят запасную палатку, и я засыпаю, дойдя до цели своего долгого и трудного путешествия — экспедиции Н.К.Р.