14-09-27, Дневники участников Тибетской экспедиции

14/IX Перевал Нейчжи. Тревога. Удачная охота на яка. Сильная метель. Недомогания в лагере. "Са-ду". Смерть ламы.

ЕИР

Советую назначить по янчану трем дежурным до Dury. Считайте радостью прибытие в Лх. Можно напрячь всю снисходительность. Разрешаю не обращать внимания на животных и на вещи. Можно сделать пакет из писем и паспортов. Ф. повезет его в сумке на себе. Писания можно везти в сумках на седле. Считаю, сотрудники полезны, потому прощайте недостатки.

ЮНР

На следующий день мы поднялись рано, но неожиданно задержались из-за пропажи ночью двух самых лучших верблюдов. Наши монголы были уверены, что животных украли бандиты, и мы должны были провести разведку по их следам, которые вели в горы. Трое отправились на поиски, а остальные ждали в лагере. Через полчаса после их отъезда мы услышали два выстрела, один за другим. Что это было? Мы уже были готовы послать отряд, чтобы узнать причину случившегося, когда заметили одного из наших монголов, показавшегося из-за холмов и гнавшего двух отбившихся верблюдов. За ним следовали двое других. Они имели дело с несколькими грабителями среди холмов и стреляли, чтобы напугать их.

Мы приняли все необходимые меры предосторожности в этом переходе к перевалу Нейджи. Наши разведчики заняли самые важные пункты вдоль дороги, и отряд прикрывал караван с флангов. Подъем был особенно труден для верблюдов: очень крутой и во многих местах покрытый тонкой коркой льда и скользким снегом. Животные скользили и падали снова и снова, и мы их перезагружали. Подъем занял целых четыре часа и полностью истощил всех.

Около вершины одна из наших разведывательных групп наткнулась на небольшой отряд вчерашних разбойников, которые снова шпионили за нами и находились на южной стороне перевала. Они без труда были рассеяны, и караван продолжил свой путь.

Во время спуска с перевала буран закрыл местность плотным слоем снега, и мы с трудом могли видеть перед собой. Потому вынуждены были остановиться на ночь на берегу крошечного источника. Лагерь этот был унылым. У животных не было пищи, и они стояли понурив головы. Люди ссорились между собой, и многие были угнетены. К югу от нас возвышался величественный хребет Марко Поло (Ангар Дакчин) – масса глетчеров и снежных пиков, возвышающихся на большой высоте на унылом фоне бурного неба. Ветер ревел в темной долине, в которой паслись дикие яки. Охота на этих пасущихся животных очень опасна. По сигналу вожака эта масса черных мохнатых животных бросается на охотников. Тибетцы редко охотятся на пасущихся яков. Поэтому они либо преследуют отбившихся животных, либо стреляют, когда стадо находится в движении. Их жертвой становятся последние животные, в которых они осторожно стреляют, когда стадо идет вперед. Раненый як не знает преград. Он будет преследовать охотника, вслед за ним подниматься по крутым скалам или гоняться по равнине, часто настигая лошадь. Скорость, которую дикий як развивает, замечательна, и опытные охотники говорят, что трудно уйти от него на открытой местности. Нашим торгутам удалось подстрелить огромного быка, пополнив таким образом запасы мяса экспедиции.

Охрана принесла новость, что обнаружен отряд верховых панагов в окрестностях лагеря. Им показалось, что грабители готовились к ночному нападению. Была моя очередь охранять лагерь ночью и подавать сигнал тревоги в случае опасности. В десятом часу вечера один из хоршинских лам пригласил меня в свою палатку посмотреть на его товарища, который как-то странно спал, согнувшись и не отвечал на оклики. Я тут же пошел туда и сразу понял, что он мертв. Врач, которого мы позвали, констатировал смерть. Лама умер от сердечной недостаточности. Ночь прошла тихо, тишину нарушали только монахи, которые читали молитвы над покойником.

Чтобы согреться, я пытался ходить вокруг лагеря. Мокрый снег хлестал по лицу и забивал глаза. Вдруг ко мне подбежал один из часовых и сообщил, что к нам ползет группа людей. Мы поспешили к речушке и увидели на другом берегу темные пятна, медленно продвигающиеся к нам Они были точно похожими на людей, ползущих по снегу Монгольские часовые были уже готовы стрелять, и было трудно остановить их Чтобы выяснить, кто это был, я решил выпустить двух собак Собаки были вскоре приведены и посланы к перемещающимся черным пятнам Громко лая, они помчались через поток, а черные пятна вдруг пустились бежать Ими оказались медведи, шедшие к реке напиться Утром мы задержались из-за похорон ламы Его тело было положено на лошадь и отвезено на вершину холма и там завернуто в войлок, который был постелью покойного Монголы, очень подавленные смертью ламы, втайне решили сбежать Их заговор был раскрыт, и мы долго их убеждали, указав на то, что рассматриваем это как недружественное действие с их стороны, и что мы обязаны принять строгие меры, чтобы защитить свои интересы К полудню ситуация изменилась к лучшему и монголы начали навьючивать верблюдов

Примерно в два часа мы покинули печальный лагерь и пошли по широкой каменистой равнине, отделяющей нас от хребта Ангар Дакчин Горный перевал Ангар Дакчин (15300 футов) преодолели без затруднений Снега здесь не было, а спуск был пологим К югу лежали бесконечные гряды песчаных холмов – типичный пейзаж тибетского высокогорья Мы стали лагерем на ночь у подножия невысокого хребта Место это было известно под названием Мугчи Это была первая ночь на тибетском плоскогорье, и напряженная тишина окружающих гор, казалось, усиливала величественность этой самой высокой пустыни на нашей планете.

КНР

Ночь прошла спокойно. Вечером, в 9 ч., когда на горизонте показались всадники, подняли тревогу, но она оказалась ложной: это были наши люди, гнавшие к лагерю найденных ими в горах верблюдов; троих верблюдов так и не досчитались. Встали в 3 ч. ночи и тотчас же послали двух лам на поиски пропавших верблюдов, мало рассчитывая найти их, так как предполагали, что монголы могли отогнать их в горы. К 6 ч. 30 м. были уже готовы к выступлению, когда показались наши ламы, а впереди них три верблюда из лучших, которыми мы располагаем. В 7 ч. утра двинулись все вместе, засыпав предварительно наши окопы. Шли, сначала поднимаясь по сухому каменистому руслу, а затем по зеленеющей долине между гор, перешедшей потом в узкий и каменистый горный проход, где паслись коровы монголов. По пути верблюды отставали от нас, приходилось ждать их; мулы прошли вперед вслед за разведкой. Вскоре после выхода со стоянки нас обогнал верхом на лошади вооруженный монгол, сбивчиво сообщивший нам о цели своей поездки, что возбудило опасения о какой-либо ловушке во время перехода через перевал Нейчжи или после него. Медленно двигались вдоль небольшого ручья, текущего в горном проходе, поднимаясь все выше и выше. Перевал этот свыше 16.000 футов, но идет не круто, а постепенно поднимаясь; сильно мешает неровность почвы с грудами камней. Верблюды, не привыкшие к большим высотам, видимо, сильно уставали, часто ложились; плохо увязанные грузы рассыпались - все это отнимало много времени и заставляло нас подолгу задерживаться на одном месте.

Наконец, вблизи самой вершины перевала мы остановились еще раз, ожидая верблюдов, с трудом передвигавшихся вперед. Наш разведчик Г. въехал на самую вершину перевала к обо, и вдруг мы увидели, что он взмахнул дважды винтовкой над головой, что было условным знаком тревоги. Пошел снег, разведчик скрылся за вершиной. Тогда Ю. Н. и Н. В. поспешили к нему узнать, в чем дело. Вскоре возвратился один Ю. Н. и сообщил, что разведчик Г. слышал два выстрела и крики в тот момент, когда поднялся на перевал. С помощью бинокля разведчикам удалось установить, что далеко среди долины в направлении хребта Марко-Поло стоят наши люди с мулами и убитым яком. Между прочим, поднимаясь на перевал, мы видели много черепов яков с рогами и предположили, что эти яки были застрелены монголами, причем мясо увозилось, голова же оставлялась на месте, или же это жертвы караванов.

Ввиду очевидности ложной тревоги мы поднялись на вершину перевала к обо, украшенному рогами яка, и тут перед нами открылся величественный и незабываемый вид снегового хребта Марко-Поло. Глубоко внизу лежала песчаная долина, утопавшая как бы в дымке, вдали виднелся наш мулий караван, а правее его - многочисленные черные силуэты бродивших яков.

Когда мы спустились с перевала в долину и подъехали к каравану, торгоуты уже грузили мясо яка на мула, оставив на месте голову, легкие и часть туши, - мясо, кожу и пушистый черный хвост взяли с собой. Справа неподалеку стояли три яка, которых наши торгоуты не тронули. Я хотел было подъехать к ним, чтобы лучше рассмотреть, но мне сказали, что одному приближаться к диким якам опасно и что потом весь караван пройдет вблизи их.

В это время хлопьями повалил снег, и мы спешно двинулись к горам в поисках воды и травы для стоянки. В 2 ч. дня остановились у небольшого ручья возле гор Нейчжи на поляне со скудной травой, очевидно, съеденной яками, которые группами бродят здесь по склонам гор. Усилившийся снег вскоре все одел в белые одеяния. В 4 ч. дня пришли верблюды; сидим, закрывшись в палатках, так как иначе холодно, сыро и наметает много снега, да и записать надо успеть до сна сегодняшний переход; ложимся спать в 7-8 часов вечера, чтобы ночью в 3 ч. встать и начать сборы, подавая пример грузчикам каравана, любящим по утрам посидеть и попить плиточного чая с цампой.

Температура воздуха на высотах в течение дня сильно меняется. Утром вышли в шубах, потом на солнце стало жарко, затем пошел снег и окончательно похолодало. Животные наши, по-видимому, так и останутся сегодня без пищи, занесенной снегом; лошадям и мулам можно еще дать немного горошка (борцик), а верблюдам плохо теперь. Кстати, по поводу густого черного цвета шкуры трехлетнего яка, которого убили сегодня стрелки-торгоуты, вспомнилось, что племя пана делает себе черные палатки из шерсти яков, откуда и получили они прозвище панагов, или черного народа. Точно так же, как некоторые горные племена на Кавказе носили в древности название меланхленов, или черных плащей, за их черные кавказские бурки из черной бараньей шерсти.

Некоторые из наших людей чувствуют сегодня слабость, головную боль и сердцебиение - последствие физической работы на высотах, а может быть, и от переедания. На высотах лучше не слезать с лошади и не идти пешком. П. К., оставшийся с последним эшелоном верблюдов, сообщил, что уже после нашего перехода через перевал появилось четверо вооруженных вчерашних монголов, которые довольно демонстративно спешились с ружьями в руках; тогда П. К. тоже спешился, взял винтовку наперевес и прошел перед ними; погонщикам эти монголы рассказали какую-то басню, что едут разыскивать пропавшую лошадь. Будем опять осмотрительны, особенно вспоминая вчерашнюю монгольскую ложь, что на перевале нет воды, тогда как всюду на подъеме имеется прекрасная трава и достаточное количество воды. Видимо, они старались задержать нас вблизи своего аила на один день из каких-то своих соображений.

Кончок очень изменился за последние дни и уличен во лжи. Он угрожал нам, говоря, что люди каравана собираются уходить от нас, между тем как они сегодня с нами были очень предупредительны и, видимо, всем довольны. Ю. Н. сообщает, что вчера он ненадолго отлучился из лагеря. В это время к нему прибежала наша собака Тумбал и начала как-то особенно лаять около него, а затем тащить его за платье к лагерю. Вернувшись в лагерь, он увидел неприятного вида девятерых монголов (вчера мною описанных). Сегодня, когда мы спускались с перевала, где-то в горах гремел сильный гром как раз за несколько минут до начала метели.

Сейчас 6 ч. 30 м. вечера, а метель все еще продолжается с прежней силой. Около 8 ч. вечера, когда мы уже закончили наш поздний и скромный обед, состоящий из небольшого кусочка мяса яка и кружки слабого чая, пришел Кончок и сообщил, что у одного из двух лам, которым мы разрешили присоединиться к нашему каравану, "са-ду", то есть "угар от высот", и было кровотечение; перед этим лама плотно поел. В его палатке на земле было обнаружено большое кровяное пятно со сгустками крови, но кровопотеря была невелика, и больше кровотечения уже не было. Лама жаловался на сильное сердцебиение (действительно, пульс был сильно учащен), одышку и головную боль. Несмотря на принятые меры (больной был немедленно уложен в постель и получил лекарство для урегулирования сердечной деятельности), около 10 ч. вечера он скончался. Наши люди говорят, что лама этот был болен, когда еще жил в Цайдаме, и жаловался на сердце, сегодня же поел много свежего мяса яка.

НВК

14.IX. Час ночи. Лежу в окопе, закутавшись в теплую баранью шубу. Над окопом — неподвижный силуэт часового. Мог ли я подумать, что когда-либо придется мне охранять европейский лагерь в самом сердце Азии. Странна судьба, и никогда нельзя знать, что ждет человека на его жизненном пути. При часовом — собаки. Они сегодня бдительны, чутки и точно чувствуют, что надвинулась какая-то опасность. Лежат, положив головы между лап. Поднимут головы, насторожатся и слегка рычат... Смена. Освещенный луной, взад и вперед ходит часовой с карабином на плече.

Ночью чувствую, как слегка дрожит мелким дрожанием земля. Легкое землетрясение. На горах с точно остановившимися около них на ночлег облаками чуть начинают розоветь снега. Верблюды уходят на утреннее пастбище. Облака делаются лиловыми, потом принимают дымчато-опаловый оттенок. Начинается долгожданный восход. В лагере просыпаются люди. Потягиваясь и зевая, идет Кедуб к кухонной палатке разжигать костер и ставить чайники. Стук копыт. Появляется всадник. Это поводырь от верблюдов. Четыре лучших верблюда исчезли и, по-видимому, злостно угнаны. Распоряжаюсь Зерену и халхаскому ламе ехать немедленно на поиски. Должно быть, опять здесь не без голоков. Или надо задержать нас подольше на месте, или ими руководит иная цель. Из палатки выходит Н.К.Р. и, выслушав мой доклад, решает ждать, пока не будут найдены верблюды. На походе он указывает быть особенно бдительными.

Конечно, на месте нам не страшны никакие нападения, даже стремительные конные атаки. Все заключается только в том, чтобы вовремя заметить движение и остановить его огнем. Залегши на местности, открытой на тысячи шагов во все стороны, не только голоки, но и опытные европейские войска не могли бы удержаться без лопаты. При нашем вооружении, количестве патронов и укрепленной позиции — мы непобедимы. Но на ходу, при внезапном огне из-за укрытий, при недостаточности наших органов разведки — положение было бы гораздо хуже.

Приходит в лагерь монгол — не голок. Он рассказывает проводнику, что голоки сильно разлакомились на наш караван и так или иначе, рано или поздно, собираются напасть. Особенно заманчив груз оружия.

Шесть часов утра. Полная луна совсем побледнела и скрывается за горной стеной. Ламы возвращаются со всеми четырьмя верблюдами. Их нашли в глухом ущелье, куда они сами не могли зайти. Ламы видели даже следы конских копыт, перепутанных с их следами. Вне сомнений, что верблюдов туда угнали.

Солнце высоко в небе, когда мы выступаем с нашей укрепленной позиции. Выезжаю на горы-барханы песка темно-желтого бархатистого отлива. Удобно наблюдать с высоты всю нашу колонну. Впереди едет Н.К.Р. Иногда, когда спрашиваешь его, как сделать то или другое, он неизменно отвечает — «сделайте так, как лучше». И вот там, внизу, таким маленьким кажется он в группе точно игрушечного каравана. Да и вообще, разве велика физическая оболочка человека — но какой всеобъемлющий дух часто живет в ней. Дух Н.К.Р.! Он велик в этой удивительной, такой своеобразной и яркой личности. Много легенд сложилось вокруг имени Н.К.Р., и самое имя это произносится в разных странах разнообразно; но чувствуется, сколько жизненных битв и побед, всегда побед, группируется около него.

Караван втягивается в зеленую долину. Замыкающие ее горы, тоже с порослями зелени, — явление в северном Тибете редкое. На сочном пастбище беспризорный монгольский скот. Маленький, выродившийся. Куропатки, зайцы и неизбежные сурки. Лошади спотыкаются об их норы. Долина суживается в ущелье с ложем полусухого ручья. Здесь начинается подъем на перевал Неджи-Дабан. Воды в ручье достаточно, тогда как проводник божился, что на всем перевале вообще воды нет; о том же говорили и голоки. И это опять наводит на размышления.

Подъем крутой, скалистый; особенно трудно идти верблюдам с их мягкими, ничем не защищенными подошвами копыт. Все выше и выше. Оглядываюсь назад. Уже далеко внизу осталась пройденная долина. Облака плывут по склонам гор и понемногу закрывают собой глубины. Тропа становится все хуже; нагроможденные камни и плитняк. Какие-то красные и темно-желтые цветы на ползучих растениях, обвивающих серые камни. С клекотом реют над нами орлы. Это молодые, которые еще учатся летать. Животные выбиваются из сил и все чаще останавливаются, тяжело дыша и водя боками. Ехать верхом опасно. Неверный шаг лошади — падение и сломанная нога всадника...

За день у нас несколько встреч. То из-за утеса выезжает вершник и следит за движением каравана, то появляются несколько всадников и, увидев нас, залегают за камни. По верхней дороге спешит молодой монгол на белом коне, весь в красном, с закинутой за спину винтовкой — это, вероятно, гонец из аила в аил. Каждый раз подозрительным всадникам противопоставляются равные силы, и дело ничем не кончается. Ясно — голоки следят за каждым нашим движением. Но у нас все начеку. Чехлы с ружей сняты, а у монголов развернуты тряпки, которыми они любят завязывать от пыли затворы.

Н.К.Р., около которого я еду местами, где позволяет ширина пути, говорит со мной по поводу текущих событий. Он требует большой бдительности, усиленных караулов и того, чтобы людям были указаны места на случай тревоги в лагере.

С трудом поднимаемся к желанному обо, и перед нами ровная площадка. На ней появляется Голубин, скачущий навстречу с винтовкой, поднятой над головой. На языке войны это значит «внимание, неприятель близко». Как-то дрогнуло сердце. Так всегда перед боем, и мысль мелькает в мозгу: «А, наконец начинается».

Мы с Ю.Н. спешим вперед, навстречу... но застываем на месте, пораженные. Забыты голоки, забыты военные столкновения и зловещий знак Голубина. Забыто все перед лицом незабываемой красоты. Красота и мощь природы. Громада масштабов. Передать словом эту картину нельзя — ее надо видеть. Обо и сразу крутой спуск в тысячи метров. Точно ниточка — исчезающая в складках отлогости тропа. Далеко-далеко внизу громадной ширины долина в десятки километров; на ней еле заметными точками видны в бинокль люди, группа лошадей и что-то побольше, черное недвижимое в середине. Большое, уже величиной в целую спичечную головку. С другой стороны поднимается грандиозный хребет Марко Поло. Мрачный, черный, с ледниками и ледяными полями. Суровая, но величественная картина, которой никогда не забудешь. Долго смотрим мы на нее.

Тревога оказалась ложной. Внизу наши люди, и их выстрел по яку взбудоражил Голубина. А дальше по долине точно песчинки черного цвета. Какие это песчинки — это дикие яки. Стадо, голов около пятисот. Один из них, сраженный меткой пулей, — лежит в центре группы внизу. Спускаемся в долину. Торгоуты дожидаются нас. Экземпляр яка очень большой, с крутыми страшными рогами. Раненный, с перебитой ногой, он бросился на охотников. Вторая пуля в голову остановила его.

Над горами тучи, свинцово-серые, тяжелые. Из них рокочет гром. Монголы очень недовольны охотой торгоутов. Горный бог рассержен. Разве не его голос в раскатах грома? «Несдобровать нам, ведь это убийство живого существа в его царстве», — говорят они.

Начинается дождь, переходящий в рыхлые хлопья снега. Становимся лагерем у ручья за оврагом. Люди, шедшие сзади, опять повстречались с партией голоков. Шел разговор о пропаже белой лошади и куда держат направление иностранцы. Что значит — опять разведка.

Валит густой снег. В нескольких шагах ничего не видно. В этих условиях возможно нападение. Но Н.К.Р., хорошо знающий обычаи Азии, сомнительно качает головой. «Нападение! Нет, шансов на это мало. Два обстоятельства уменьшают эту возможность. Во-первых — гроза, во время которой ни один азиатский разбойник не решится напасть, разве кроме китайца. В ней суеверные туземцы видят угрозу божества идущим на неправое дело. А во-вторых, на снегу останутся следы нападавших, по которым их можно преследовать».

Палатки разбиты. В них холодно, неуютно. Дышать трудно. Долина на высоте не меньше 15.000 футов. Не переставая идет снег, а в то же время в горах гроза и гром тысячью отзвуков отдается в горах.

ПКП

14 сентября. Тибет встретил нас белым хадаком: перед НайчжиДабаном пошел снег, и за перевалом в узкой межхребтовой долине все было покрыто толстым слоем снега. Остановились после 7 часов пути в высокой горной долине между хребтами ГурбунНайчжи и Марко Поло, в местности, называемой КангарДакчин, т.е. «Снежная Обитель». И, действительно, снега здесь было много...

Сегодня я шел с караваном верблюдов; дорога на перевал была очень крута и трудна для животных; грузы постоянно падали, приходилось перевьючивать, и в результате я с двумя эшелонами верблюдов отстал на два часа от остального каравана. Когда мы уже почти поднялись на перевал, из бокового ущелья навстречу нам выехало 5 всадников с ружьями за плечами — это были опять те же монголы. Всадники, поднявшись на перевал, слезли с коней и, собравшись в группу, стали о чем-то переговари ваться между собой. Не желая подвергать караван опасности нападения, я подъехал на близкое расстояние к монголам, спешился и, взяв карабин на изготовку, ждал, пока наши верблюды поднимутся на перевал. Когда все верблюды прошли перевал и стали спускаться в долину, монголы сели на лошадей и уехали в восточном направлении; тогда и я сел на своего коня и поехал вслед каравану. Когда мы спустились в долину КангарДакчин, там бушевала снежная гроза: гремел гром и шел мокрый снег. Было холодно. До моего прибытия двое из наших табунщиков застрелили большого яка, после чего наши люди устроили себе обильный ужин, в результате которого умер один из двух лам, присоединившихся к нам в Бага-Цайдаме. Да и остальные чувствовали себя ночью плохо. Доктор определил смерть от паралича сердца.