19-08-27, Дневники участников Тибетской экспедиции

19/VIII Выступление к Улан-дабану. Вести о Фенге. Чаша Ориона. Н. К. о просторах.

ЮНР

19 августа 1927. Этим утром я поднялся задолго до рассвета. Лагерь еще спал и тишину нарушали только размеренные шаги часового и жевание верблюдов, привязанных веревками к кольям. Из темноты появился большой силуэт одного из наших монголов, отвечающего за стадо лошадей и мулов. Он вел наших животных, силуэты которых представляли черную массу за лагерем. Часовой начал разводить костер, и на фоне колеблющегося пламени из палаток стали выползать плотные фигуры монголов. Лагерь быстро пробуждался к жизни, и повсюду замелькали люди, занятые складыванием палаток и груза. Рассвет осветил горизонт, и длинная вереница верблюдов начала движение к горам на юге долины. Передние верблюды несли свой обрядовый груз – шарфы и ящики с амулетами, которые должны были защищать их от бед на высоких перевалах Тибета. Тропа поднималась все выше и выше, и вскоре длинный песчаный уступ скрыл от нас долину. Мы вошли в песчаное ущелье, ведущее к перевалу Улан-дабан, и разбили лагерь на площадке, покрытой зеленой травой. К югу от лагеря поднимались фиолетовые скалистые вершины, которые дают название горному перевалу. Поздно вечером к нашему лагерю присоединилось несколько монголов-курлуков, державших путь в Махай. Таков местный обычай – путешествовать всегда с кем-нибудь, и монголы, которые присоединились к нам вечером, ехали верхом небольшой группой из четырех человек.

КНР

Ночь нехолодная. Встали до рассвета около 4 ч. утра, некоторые - в 2 ч. ночи. Погрузка верблюдов и мулов прошла успешно. В 6 ч. 25 м. утра караван выступил в составе 25 человек, 36 верблюдов и 46 мулов и лошадей, сзади верхом один из лам гнал 21 барана. В 9 ч. 5 м. утра сделали остановку перед перевалом - вокруг красивая зеленая долина с ручьем и сочной травой, на которую тотчас же с жадностью набросились наши верховые лошади. По дороге встретили небольшую серну (зерен), за которой погнались наши монгольские собаки Тумбал и Амбал, но, конечно, быстро отстали. В долине нашли мелкие пурпурового цвета орхидеи и эдельвейсы. Возвратившийся вчера из Сучжоу Г. сообщил, что Фенг отступил в Сиан-Фу, а в Ганьсу начали снова приезжать купцы, чем будто бы характеризуется укрепление антифенговского движения.

В 4 ч. утра перед выступлением наблюдали на звездном небе ярко светившее в виде чаши созвездие Ориона. Следует отметить, что на Востоке это созвездие характеризуется очертаниями чаши, а не принятым на Западе начертанием. По поводу раскинувшихся утренних горных просторов Н. К. замечает, что ни один человек после этих просторов не сможет дышать городским воздухом.

НВК

19.VIII. Ночью встаю и выхожу из палатки. Еще рано, но не хочется спать. Холодная лунная ночь. Небо усеяно звездами. Чаша Ориона, дальше Венера. Юпитер переливается то красноватым, то голубым сверканием. Последние часы стоит наш лагерь, погруженный в сон, вокруг белого субургана.

Четыре часа утра. Поднимаются люди, то там, то здесь зажигаются костры. В шапке с большим козырьком, походном плаще и с револьвером на поясе — выходит из своей палатки Н.К.Р. По всему лагерю кипит работа, копошатся фигуры людей. К приготовленным грузам подгоняются верблюды. Лошади доедают свою утреннюю дачу ячменя. Тихо озаряется горизонт светом, и из-за хребтов Наньшаня стрелами пронизывают небо яркие лучи солнца. Одна за другой упали палатки, и, точно отбежавший от предгорья, субурган как-то красивее, окруженный воздухом. Караван готов, полотняного городка больше нет. С недовольным, капризным ревом поднимаются с колен груженые верблюды, двигается палаточный транспорт на мулах, за ним идет стадо баранов, предназначенных на продовольствие.

Мы садимся на лошадей и вытягиваемся по одному, Н.К.Р. — впереди. Направление — через горный хребет имени Гумбольта. Торжественно, величаво утреннее молчание гор. По редкому воздуху четко доносятся до меня голоса спутников. Я еду сзади, замыкая цепочку нашей конной группы. Ю.Н. с проводником переезжают вперед. Когда смотришь на внушительную группу верховых, на длинный караван аккуратно груженных верблюдов с конвойными по бокам, то чувствуешь свое участие в большой, хорошо организованной экспедиции, идущей в далекое путешествие. Дорога проходит вдоль гор. Справа утесы, слева обрыв к долине Шарагольчжи, со сверкающей в лучах солнца рекой. Аромат поднимается от зарослей вереска; между утесами собаки поднимают дикую козу, и она несется, точно стелется по воздуху, красиво отделяясь всем корпусом от земли. Переходим замерзший ручей. У скалы притаилось несколько эдельвейсов, точно в бархатных белых шапочках. Караван входит в скалистый коридор.

За утесами исчезает Шарагольчжи, и мне кажется, что эта долина резко разграничила два периода моей жизни. Там, сзади, осталось все прошлое, какой-то ушедший в небытие ветхий мир, а впереди стелется путь к новому и прекрасному, неведомому, таящемуся в необозримых далях Центральной Азии, в таинственном Тибете. Уходит прежнее, став маленьким и ненужным, скользит в туманы прошлого. Взор устремляется только вперед. «Из возможностей внутреннего роста, в окружении всей роскоши пути проснется Ваше новое сознание, — говорит мне Н.К.Р., к которому я подъезжаю поделиться своими мыслями. — Развивайте наблюдательность и претворяйте внешние впечатления во внутренние переживания. Это поможет "переменить кожу" и внезапно очнуться сознанием в духовном мире».

В неширокой долине, в которую мы спускаемся с нагорья по крутой тропинке, разбивается лагерь. Сочная высокая трава, и по камням весело журчит светлый ручей. После обеда мы уходим с Н.К.Р. по лужайке далеко за лагерь. То здесь, то там разбросаны громадные рога каменных баранов — точно брошенные на стихшем поле битвы боевые рога. Н.К.Р. обращает внимание на эти рога, на тонкость работы природы. «Мы идем путем особым, — говорит мне Н.К.Р., — и если Блаватская должна была когда-то идти втайне и проникла в Тибет, скрытая в возе соломы, — то мы пойдем открыто и торжественно, с развернутыми знаменами. Каждый наш шаг будет достоянием легенд, которые сложатся о нашем походе. И кто знает, какие. На пороге прихода шестой расы — особенными должны быть и события».

Сегодня на моем попечении ночной караул. Наступает вечер, и понемногу засыпает лагерь. Смолкает говор, и только слышны в тишине шаги часовых. Медленно течет время. Собаки бросаются с лаем на кого-то невидимого — потом тишина, из которой рождаются тоскливые крики ночной птицы, отдаленный вой волков и шелест высокой травы под порывом ночного ветерка.

ПКП

19 августа. Первый день пути. Прошли немного. Остановились перед Улан Дабаном. Вчера вечером приехал Голубин (новый служащий Миссии), привез из Сучжоу вещи Кордашевского и кое-какие продукты.

Из Шарагольчжи наш караван выступил в 6.30 ч. утра, но лагерь был поднят на ноги уже в 4 ч. утра. Была тихая нехолодная ночь; горы, залитые лунным светом; оживленная сутолока лагеря создавала бодрящее настроение. Было приятно от сознания предстоящего пути, продолжения пути после долгого перерыва.