18-10-27, Дневники участников Тибетской экспедиции

18/X Нездоровье Е. И. и Ю. Н. Поездка в ставку. Наши указания на преступную недействительность паспортов, выдаваемых тибетскими доньерами. Отъезд генерала. Первое письмо нагчуским губернаторам.

ЕИР

Порох готов, удерживаю взрыв. По всему миру несутся слухи. Учитель едет не далеко, чтоб укреплять место дома на Гим. Учитель полон внимания к каждому шагу вашему. Наше сообщение принесло весть о бедствии в Индии — эпидемия чумы, но Мы примем меры. Теперь др. Постарайтесь принять лик спокойствия. Одобряю начало своих писем. У. может получить известность как необыкновенный ученый. Наши новые открытия дадут новые пути к Нам. Чую, как расторжение тела от астрала даст новые пути, тогда самоуплотнение астрала будет желанным. Теперь др. Ручаюсь, можно держаться немного молчания с сотрудниками, ибо говор может утомлять. Вечером не следует много говорить. Советую вам дорожить энергией. Иногда можно допустить маленькую дозу строфанта. Нужен отдых в тишине. Можно достичь (тишины) — довольно. Знает ли Д. Л. о нашем приезде? Да, очень желает, идет сражение в Лх. Примем особый режим. Можно дать отдых.

КНР

Ночью сильный мороз. В 7 ч. утра в утепленной кошмами палатке было -8° С. Местность, где мы стоим на Чантанге, называется Чортен-Карно. Вчера вечером приходили ламы и жаловались на одышку и сердцебиение. На ночь они для тепла раскладывали в майханэ костер из аргала и плотно запирались. Разъяснено, что можно угореть и даже смертельно отравиться ядовитыми газами аргального дыма (окись углерода и синильная кислота). Сегодня ночью они не спали от холода, утром было сердцебиение. У Е. И. ночью была головная боль, жар и сильное сердцебиение; Ю. Н. продолжает болеть - к вечеру слегка повышается температура после дневного утомления от разговоров с тибетцами. У Н. В. одышка и невралгия лица. От холода я не спал ночью - наутро слабость сердца. Ночью пал белый мул. Упорно терпели в пути зной, терпим теперь и холод.

В 10 ч. утра прибыли в ставку. Палатку генерала уже собирались сворачивать. Еще раз изложили ему тяжелые условия стоянки на Чантанге при наступлении холодов и энергично настаивали на пропуске в Нагчу, на что получили любезные уверения, что это невозможно до получения разрешения из Лхасы. Уверяли в этом и генерал, и его офицеры; в качестве подкрепления явились старшины хоров, почтительно согнувшись до пояса и, по-тибетски захлебываясь от почтения и высовывая языки, просили нас не уезжать, ибо в противном случае им грозит смертная казнь, и обещали поставлять нам и молоко, и ячмень. Генералу были зачитаны тезисы, отразившие все наше неудовольствие и необходимость, в интересах Тибета, нашего продвижения в Лхасу. Он просил нас самих написать письмо в Нагчу в подкрепление его донесения в Лхасу, обещая прислать за ним гонца к 1 ч. дня.

Отбыли из ставки около 11 ч. утра и вскоре услышали три пушечных выстрела и звуки рожков и музыки. Это уезжал генерал домой, в К'ам, оставив при нас своим заместителем майора. Как и предвидел вчера Н. К., нам пришлось сегодня начать великую битву; в результате - предложение нам самим послать письмо, так как генерал не осмеливается излагать то, о чем мы должны лично говорить с Далай-Ламой.

Горе Тибету, если теперь, в минуту крайней слабости, он отвергнет те важные решения, которые ему предлагаются, - ему обещают величие и мировое отныне значение. Ведь почти независимое до сих пор существование маленькой страны объясняется единственным фактом существования на ее территории области Шамбалы - отсюда вся таинственность и недоступность Тибета. Правда, для своей защиты область Шамбалы не нуждается в окружении территорией какого-либо государства; однако защищенность от излишнего любопытства выгодна всем: и самим любопытствующим, и Мировому Правительству Шамбалы. Ю. Н. во время состоявшегося серьезного разговора с генералом заметил в присутствии чинов его штаба, Н. К. и моем, что и в Урге, и в Пекине сидят уполномоченные тибетские доньеры, которые выдают паспорта на въезд в Тибет. Однако паспорта эти, как мы видим на нашем примере, не имеют силы, между тем как во всех странах визы консулов имеют определенное значение. Спрашивается, как же относиться к этим представителям, функции которых оказываются фиктивными?

Этот вопрос привел генерала в смущение, так же, как и указание, что представитель Тибета трижды сидел в Урге в тюрьме. На основании паспортов доньера мы должны были приехать в Нагчу, а между тем задержаны в самом нездоровом месте Тибета - на высотах нагорья Чантанга, где при наступивших холодах болеем и теряем последние силы, истощенные шестимесячным путем. А ведь ответственность за подобного рода незаконные действия предусмотрена всеми законами. Не придется ли Тибету ответить за наносимый тяжкий вред нашему здоровью перед могущественной Америкой? Где же принято парламентера или посольство задерживать в наиболее тяжелых условиях в пути? Ю. Н. написал веское, с одобрения Н. К., письмо в Нагчу губернаторам, которое будет, вероятно, первым письмом, написанным европейцами по-тибетски администрации Далай-Ламы. Хоры удивлялись, как это чужестранец может так красиво и быстро писать по-тибетски.

Н. К. очень беспокоится за здоровье Е. И., которая в последнее время часто волнуется. Однако не личное раздражение лежит в основе этого волнения: оно вызвано чувством сострадания к часто непоправимым ошибкам других людей. Теперь уже третий час пополудни, однако обещанный к 1 ч. дня гонец не является. Так кто-то заботится о делах Далай-Ламы.

Во время сегодняшнего приема генерал между прочим заметил о красной Монголии, что он "не знает, хорошие или дурные люди красные монголы".

Привожу здесь дословно перевод с тибетского письма обоим губернаторам Нагчу:

"Посол Собора Западных Буддистов прибыл 10-го числа сего месяца в Чортен-Карно. С тех пор вот уже восемь дней, как Посольство бесцельно стоит здесь. Паспорт Посольства, выданный далай-ламским представителем в Урге, уже послан в Нагчу. Несмотря на это, Посольство принуждено оставаться здесь. Если Посольству не будет позволено на днях двинуться в Нагчу, то всей идее Посольства, а также Учению Благословенного будет нанесен непоправимый вред. Посол - человек Великой Страны, и если Посольство будет принуждено долго оставаться на холодном нагорье, то Правительство Соединенных Штатов Америки, а также все члены Буддийского Собора будут чувствовать себя весьма оскорбленными.

Каждый день кто-либо из состава Посольства заболевает. Вчера заболела супруга Посла и полковник, начальник охраны Посольства. Близ Чортен-Карно, в пути, с секретарем Посольства случился припадок горной болезни. Если один из девяти членов Посольства скончается или заболеет, то это будет причиной многочисленных осложнений, ответственность за которые полностью падет на пограничные власти. Доктор Посольства свидетельствует, что здоровью членов Посольства может быть нанесен непоправимый вред, тем более, что некоторые лекарства кончаются. Если Посол не будет иметь возможности вести переговоры, Учению Будды будет нанесен большой вред.

24-го числа будущего месяца в Америке соберется Буддийский Собор. Если к этому числу не будет получено письма от Посла из Лхасы, весь Собор почувствует себя оскорбленным. Потому губернаторы Нагчу должны оказать полное содействие Посольству, в противном же случае будет причинен непоправимый вред. Скорейше прошу прислать соответствующий ответ".

НВК

18.X. Все покрыто инеем. Ручей замерз. В 7 часов утра в моей палатке –7° С. Благодаря кошмам у меня сухо и нет обычно покрывавшего по утрам весь купол палатки инея. Мой спальный мешок из бараньего меха и шуба достаточно спасают от ночного холода. Недели через две или три на Чантанге будет уже очень холодно. При морозах солнце печет, как летом. Голубин докладывает Н.К.Р. о положении животных, которое очень тяжело. Вся дача ячменя около двух кружек в день, что составляет около полутора фунтов. Тающий на солнце снег замерзает ночью и образует наст над и без того замерзшей землей. Пастбище кончилось.

Н.К.Р. и Ю.Н. поехали к генералу для переговоров, результат которых оказался неудовлетворительным. Хорчичаб сказал, что больше ничем помочь не может, и прощание с ним получилось очень сухое и натянутое. Н.К.Р. решил совершенно самостоятельно войти в сношения с лхасским правительством. Ровно в 11 часов утра со стороны генеральской ставки «загрохотали салютационные орудия», и хорчичаб отбыл. В наше распоряжение оставлен самый несимпатичный из всех аколитов генерала — майор из солдат, а уездный начальник получил приказ держать около лагеря «почетный караул». При прощании Н.К.Р. с генералом во двор ставки вошли старшины местных аилов. Пав на колени и высунув языки, они просили Н.К.Р. самовольно не уходить из их района, так как в случае, если бы это произошло... И они недвусмысленно провели ладонью по своему горлу.

Вечером говорим с Н.К.Р. и касаемся духовных учений. Ученик, говорит Н.К.Р., должен свободно мочь обсуждать преподанное ему учение, ибо лишь самостоятельными усилиями достигается познание и овладение истиной.

ПКП

18 октября. Генерал уехал. Под звуки рожков и винтовочные выстрелы. Утром к генералу ездили Н.К. и Ю.Н. с доктором. Н.К. занял очень твердую позицию и настаивал на решительных мероприятиях со стороны генерала в отношении губернаторов Нагчу. Генерал и на этот раз уклонился, предложив Н.К. самому написать письмо губернаторам. Письмо будет написано Ю.Н. в твердых тонах и отправлено завтра в Нагчу.

Вчера ночью пал большой белый мул. Уже третье животное за время нашей стоянки здесь. Причиной падежа животных следует признать реакцию после напряжения пройденного пути и отсутствие хорошего корма.

Местность, где мы стоим, называется Чортен-Карно, по имени большого белого чортена, воздвигнутого здесь в память какого-то события.