26-11-27, Дневники участников Тибетской экспедиции

26/XI Тантрик-колдун. Новое преступление тибетцев. Губернаторы Нагчу не посылают писем в Лхасу и не распечатывают пакетов, им адресованных.

ЮНР

26 ноября. Снова остро холодный день. Температура понизилась до -55°С, и утром мы обнаружили, что коньяк замерз во флягах. Интенсивный мороз вызвал поломку наших инструментов и часов, поскольку их пружины были неспособны выдержать такой холод. Чтобы сохранить тепло ночью, мы должны были спать в тяжелых меховых мешках и покрываться дополнительными меховыми одеялами. При пробуждении утром мы обычно обнаруживали внешнее одеяло полностью замороженным и образовавшим что-то вроде купола над лагерной постелью. Не могло быть и речи о том, чтобы подняться прежде, чем солнце немного прогреет воздух. Даже после этого процесс одевания (а мы снимали только верхние меховые пальто и верхние меховые сапоги) был болезненной операцией. Руки и ноги немели и отказывались повиноваться. Каждое утро можно было видеть одинокие фигуры наших коллег, бродящих вокруг своих палаток в бесполезной попытке согреться. Большие высоты усилили холод, и было едва возможно делать какую-либо работу.

Несмотря на эти затруднения, наши монголы выказали прекрасный дух и не жаловались. Людям приходилось проводить большую часть дня в холодной палатке. Чтобы согреться, они должны были бродить вокруг лагеря и при этом непрерывно читали молитвы. Было жалко видеть эти тихие фигуры, медленно двигающиеся вокруг. Их лица стали истощенными, с особенно обострившимися чертами, ввалившиеся же глаза приобрели специфический вид, который присущ людям, находящимся при смерти.

В результате несоответствующего питания цинга стала почти повальной среди наших местных спутников, а в конце нашей задержки даже появилась и среди европейского персонала. В целом европейцы показали лучшую сопротивляемость. Несколько монголов страдали от ослабления сердечной деятельности, и их руки и ноги сильно опухли. Они едва могли двигаться и создавали бесконечные причины для беспокойства.

Майор сдержал свое обещание, и посыльный выехал в Нагчу. Чтобы показать тибетцам, что наше намерение отправляться серьезно, мы начали восстанавливать седла и приспосабливать грузы. Хорп наблюдали за всеми этими процессами с большим интересом, и можно было слышать их замечания типа: «Конечно, они могут уйти в Шигадзе. Что делает Дева-шунг?»

КНР

Надеемся, что гонец с письмом к губернаторам сегодня выедет, так как крайне необходимо скорее уйти отсюда. Сегодня приходил лама-тантрик, "сдерживающий" снегопад, - прекрасный образчик роли дикаря-колдуна в оперной постановке: в красном колпаке, загнутом вперед, и красной мантии, с черными заплетенными косами по бокам, в руках - самодельная молитвенная мельница, беззубый и переваливающийся с ноги на ногу, все время что-то бормочущий и гадающий на четках. Что общего у этого ламы-колдуна с заветами Будды? В суждениях его полная невежественность, хотя говорит, что двадцать лет тому назад он воспитывался в большом монастыре Сера.

Новое преступление тибетцев - в 5 ч. дня вернулся гонец из Нагчу, возвратив нераспечатанным, но весьма истрепанным пакет с письмами и телеграммами. Никаких продуктов гонец не привез, рассказывая небылицу, что Нагчу отрезан снегом от Лхасы, а губернаторы якобы пригрозили избить его палками. Пришедший от майора солдат сказал, что завтра майор пошлет в Нагчу письмо с солдатом. Наши средства воздействия положительно иссякают, а продовольствие все на исходе. Мука, сахар, свечи, спички - почти все кончилось. Остается только ячье мясо. Животные получают ничтожное количество корма. Небывалое по безвыходности положение, так как не знаем, когда получим ответ, да и будет ли он вообще. Если бы поставить в такие условия арестантов, то через несколько дней они бы подняли бунт или направили жалобу прокурору. Даже прогулки наши ограничиваются небольшой тропинкой, так как по неровной кочковатой почве и глубокому снегу ходить без крайнего утомления невозможно.

Вечером поднялся вихрь, и мы закрылись в своих палатках. Среди прочих воспоминаний Е. И. рассказала, с какой завистью и злобой восприняли некоторые русские художники известие об основании в Нью-Йорке Музея Н. К. Можно было подумать, что это дело, совершенно их не касающееся, лишает их кровного достояния. Н. К. улыбнулся: "В моем архиве имеется ряд любопытнейших писем, выражающих преданнейшие чувства авторов, однако они не соответствуют изречениям за спиной. Впрочем, я бы не хотел, чтобы это приняли на свой счет те художники, к которым я отношусь с искренним расположением, а таких очень много".

Возвращение писем губернаторами мы квалифицируем не только как оскорбление нас, но и оскорбление Далай-Ламы и девашунга в лице Первого Министра, письмо которому также заключалось в этом пакете, а также британскому резиденту и учреждениям Америки. Решили этот пакет все-таки потом отправить по назначению из Гианг-цзе по английской почте, дополнительно написав об оскорбительных действиях губернаторов. Почему не только народ, но даже чиновники так пренебрежительно относятся к Далай-Ламе и своему правительству?

НВК

26.XI. Буряты, кроме Бухаева, явились сегодня в лагерь проситься обратно на службу. Их просьба отклонена. Житье их у тибетцев несладкое. И вместо того, чтобы получать на всем готовом по доллару в день — они должны на всем своем платить майору по столько же за свой постой.

После обеда в гости пришел тантрик — заклинатель снегов. Фигура мрачная. По мнению Н.К.Р., он прекрасный тип для постановки оперного колдуна. Ястребиный профиль уже немолодого смуглого лица, цепкие руки с крючковатыми пальцами. Он одет в малиновый колпак и синий кафтан с нацепленными на шею рядами всевозможных талисманов в виде ожерелья. В глаза он смотреть избегает и механически перебирает свои четки. На лице тупое выражение, а работа, не дающая результатов, указывает на то, что он просто плут. Получив в подарок несколько долларов, тантрик исчезает.

Под предлогом снежных заносов вернулся пакет со всеми посылавшимися за последнее время письмами. Привезенный пакет приобщен к делу.