29-10-27, Дневники участников Тибетской экспедиции

/
29-10-27

Размещено в Дневники участников Тибетской экспедиции

29/X Кому нужен современный Тибет? Н. К. о предметах роскоши. Знаки Махатм. Очередной запрос майору и губернаторам. Дальнейшая гибель каравана. Страдания трех женщин на суровом Чантанге.

ЕИР

Посылаю вам Мое терпение. Скоро придете в движение, но Ф., запасись терпением с людьми, помни, что ты стоишь перед гидрой Ан. Не умаляю вас, но делаю гигантами. Предвижу малодушие окружающих, но канун Праздника всегда хлопотлив. Каждая кажущаяся преступность содержит нечто предусмотренное Мною. Могу предложить внешнюю оскорбленность, но внутреннее спокойствие. Спрашивайте — какое посольство замерзло в Чан Танге по Указу Милостивого Д.Л., а между тем Мы свернем несколько голов, но помните, что эти головы раскинуты по многим городам. Теперь др. Япония ваш друг во многом, потому не порицайте ее, ибо в Т. много японских ушей. Не нужно также много говорить про Ан. при Гол., русск. любят повторять без знания. Теперь др. Представьте себе доктора, исследующего больные нервы, также вы касаетесь самых больных узлов мира. Какое рычание раздается! Уявление опасной пасти не смущает вас, иначе к чему все Учение Мое?! Теперь другое. — Сегодня удался опыт напряжения пространства на тысячи миль. Магнит и изоляция газовая позволили простым способом проложить как бы трубу в пространство. Конечно, длина их невелика, но принцип значителен. Рука Моя с радостью послала бы вам тепло, но холод полезен Ур. Рад, если избегните вечерних разговоров. Надо знать низкую карму Гол. Надо знать их, чтоб не говорить лишнее. Особенно не поминайте Гол. Москв. Он полезен лишь технически. Пока принимайте кактус — довольно.

ЮНР

Следующий день был снова холодным, с юго-западным ветром и небольшим снегом. В течение ночи несколько волков пробовали приблизиться к лагерю, но их прогоняли наши собаки. Утром лошадь, принадлежавшая одному из милиционеров, была найдена съеденной волками. Мы обратились за разрешением стрелять в волков, но майор заявил, что это против законов Тибета, где стрельба строго запрещена.

Стаи голодных собак бродили поблизости и иногда нападали на людей. Мы приказали милиции отогнать собак камнями, но это очень мало влияло на них. Становилось опасно выходить из лагеря, и мы поставили тибетского майора в известность, что будем вынуждены рассеять стаи собак винтовочным огнем, но тибетец ответил, что это против тибетских обычаев и считается грехом. Он предлагал нам использовать сабли, как поступают местные жители. Мы последовали его совету и осторожно выносили тибетские сабли при выходе из лагеря.

Другой неприятностью были вороны, которые стаями кишели вокруг лагеря. Их нахальство было настолько велико, что они крали продовольствие из кухонной палатки и иногда даже уносили чайные чашки. Огромные птицы питались трупами животных, оставленных караванами.

Голубин пошел с смотреть животных нашего каравана и нашел их в плачевном состоянии. Лошадь, мул, и верблюд замерзли и еще шесть были близки к гибели. Грубой травы было недостаточно, а норма зерна была очень мала, чтобы дать достаточное питание животным. Лошадь или мул получали только около двух фунтов ежедневно. Верблюды не были приучены есть зерно и быстро теряли свои силы. Мы спросили у майора разрешения продать некоторых животных. Но он ответил, что не может позволить нам продавать их, пока правительство не прислало ответ. Ответ все не поступал, и ситуация принимала серьезный оборот. Здоровье нескольких членов нашей экспедиции начинало давать поводы для серьезного беспокойства. Большинство жаловались на сердечные приступы. Нам было недостаточно теплой одежды, и мы должны были купить войлок и овчины, чтобы сделать зимнюю одежду и обувь.

Впервые за двадцать два дня мы увидели чайный караван на яках, прибывающий из Цу-чуаня. Он принадлежал богатому ламе, который сам сопровождал караван верхом на маленьком черном пони. Он был очень удивлен, увидев европейский лагерь, и длительное время стоял и наблюдал за нами, пока один из милиционеров не приказал ему удалиться.

В течение последних четырех лет торговля Тибета с Монголией и Западным Китаем значительно сократилась. Караваны и паломники из Монголии прибывали только в малых количествах, и число торговцев из Синина было незначительным. Начиная с Китайской гражданской войны торговцы предпочитают морской маршрут Калькутта-Шанхай. Старые караванные пути, соединяющие Тибет с Внутренним Китаем и Монголией, теряют свою важность. Калимпонг и Калькутта – единственный выход Тибета к внешнему миру. Осень – сезон для верблюжьих караванов из Монголии. В прежние годы маршруты были насыщены, но теперь они почти полностью пустынны. Во время пересечения Тибетского нагорья мы не встретили ни одного каравана, и только несколько караванов прошли мимо нашего лагеря в Чу-на-кхе.

КНР

С утра идет снег, заносящий нас на Чантанге; дикие тибетцы не понимают, что европейцы не могут зимовать в летних палатках. Сами они привыкли к холоду и зною; зимой и летом ходят с непокрытыми всклокоченными длинными волосами на голове. Многие европейцы, проведя ночь на морозе в брезентовой палатке, поплатились бы воспалением легких или плевритом, мы же должны неопределенное время спокойно ожидать в таком положении решения властей, несмотря на то, что имели законный пропуск в Нагчу от доньера. Разве справедливо это и разве это не ловушка и не урок для всех путешественников по Тибету? Нужно ли в дальнейшем эволюционном движении существование среди других народов безответственного замкнутого Тибета? Где же они, заветы Будды, о которых мы знаем из несомненной литературы по этому вопросу? Не есть ли такое состояние Тибета - гримаса отжившей китайщины, в настоящее время неприемлемой?

Говорили сегодня о мировом вопросе - о предметах роскоши. Н. К. замечает, что "эти предметы не только особы для различных частей света и отдельных местностей, но даже совершенно отличны в индивидуальном понимании. Ввиду этого и само это название следовало бы стереть в народном сознании мерами истинного просвещения. Преследование роскоши только тянет к ней ничтожные умы".

Сегодня 22-й день нашей стоянки у Чортен-Карно, и по-прежнему мы не видели ни одного каравана на этом скрещении всех торговых путей. Или торговля ушла на Индию, или...?

За ночь грызуны опять наносили в левый уже сапог Н. К. целую кучу ячменя, несмотря на то, что меховой сапог был скручен и лежал на стуле. Лама считает это особо добрым знаком.

Из редких рассказов Н. К. о частичных проявлениях Махатм вспоминаю еще сообщение о том, как однажды он в составе семьи сидел в своей рабочей комнате в Лондоне и вдруг заметил, что его младший сын пристально всматривается во что-то за его спиной; на это обратили внимание и остальные. Было около 3 ч. дня. Н. К. обернулся и увидел уже удаляющуюся загорелую индусского типа руку, которая первоначально появилась за его головой. Это был один из знаков напоминания спешности действий. Такие же знаки посредством звука струны или колокольчика в воздухе, который слышали несколько присутствовавших при этом лиц, или же посредством пишущей руки на ночном столике Е. И., бывали часто и в Англии, и в Америке, и в Индии.

В 11 ч. утра Г. уехал на пастбище. Получены сведения, что пал еще один мул, а верблюды очень ослабели. Вчера произошел курьезный эпизод с "воскресшим" верблюдом. Ранее было отмечено, что в пути перед Тан-ла у двух погонщиков-монголов - Таши-ламы и Кончока - пал принадлежавший им верблюд, нанятый нами под груз, которого они особенно берегли и не обременяли работой. О погибшем у них верблюде знал весь караван. У верблюда этого на шее был амулет. Вскоре было замечено, что эти два брата-погонщика стали пригонять на ночь с пастбища двух верблюдов и привязывать их, как собственных, у палатки. Еще ранее Людмила и Рая обратили внимание, что с погибшего верблюда была снята ладанка-амулет и перевешена на шею одному из наших верблюдов. Вчера лама Таши заявил, что он предполагает возвратиться обратно в Шарагольчжи со своими двумя верблюдами. На указание, что у него остался ведь только один, он клялся, что это неправда, и привел в свидетели лам-монголов в том, что пал вовсе не его, а наш верблюд. Указание Ю. Н. на то, что о гибели его верблюда знал весь караван и что мною это было своевременно отмечено в общем дневнике, его смутило, и он прекратил разговор. А сегодня он с той же легкостью подтвердил гибель своего верблюда и то, что у него остался всего один, и те же ламы-лжесвидетели подтвердили его сегодняшние слова. Мы, давно зная об этой проделке, и без того хотели отдать ему верблюда, но этот эпизод послужил для нас еще одним доказательством низкого уровня человеческого сознания.

Н. К. готовит очередной запрос майору и губернаторам:

"Мы осведомлены о тяжком положении каравана на пастбище. Начался падеж животных, состояние верблюдов угрожает их гибелью. Скажите, кто берет на себя финансовую ответственность за сохранность животных, за здоровье людей и за прочие убытки? Паспорт, данный нам доньером из Урги, обеспечивал нам, по всемирному положению, вход в страну. Мы шли не самовольно, а потому находимся под защитой международного закона во всех проистекающих по вашей вине тяжелых последствиях".

В 3 ч. дня возвратился Г. и сообщил о бедственном положении каравана; кроме павших вчера верблюда и белого мула, пять верблюдов, пять лошадей и три мула совершенно непригодны для дальнейшего пути и могут вскоре пасть. Все остальные животные сильно исхудали, и из 41 верблюда остаются лишь 16, пока пригодных для пути. Мы не могли своевременно продать животных в Нагчу и тем спасти их от гибели, а себя избавить от убытка. Таким образом, из бывших 95 собственных животных пало 26 и осталось 51, годное для пути; ослабевших и негодных вовсе - 18 голов.

Мы мерзнем, кашляем; у некоторых из нас ноги, как ледяные, и болят целый день. Легко представить себе жизнь на морозе и ночь, и день. К тому же мы не знаем, как долго продлится эта пытка - иначе и назвать нельзя - замораживанием нас на Чантанге. Я уверен, что в Америке и в других культурных странах будет взрыв негодования против тех преступных лиц, которые в Тибете препятствуют нашему продвижению, будет ли это сам Далай-Лама или же другие тибетцы. Кто же это охраняет Тибет от всех иностранцев, сами тибетцы или, может быть, кто-то другой?

Н. К., гениальный и единственный в своем роде Учитель, чье имя на устах людей всего мира, величайший из современников, тот, кем гордятся культурные страны и чья жизнь подлежит особой охране, страдает от холода и недостатка продуктов питания в суровой стране снегов на Чантанге, удержанный чьей-то преступной рукой! С ним вместе его самоотверженная супруга Е. И. и находящиеся при ней служащая Людмила и тринадцатилетняя девочка Рая, сестра Людмилы. Разве женские клубы Америки не испытают чувств негодования, боли и сострадания в своем сердце к этим трем женщинам, мужественно и безропотно переносящим все страдания на суровом Чантанге? Разве взрыв негодования общественного мнения, женских клубов и печати Америки и всех культурных стран не последует на это и не обнаружит преступников, несправедливо осудивших величайшего человека и трех женщин на жестокую гибель?! Будем надеяться, что высшая справедливость спасет их, но преступники должны быть обнаружены и понести справедливое возмездие за причиненное ими зло и все материальные убытки, сопряженные с гибелью транспорта и потерей здоровья людей!

НВК

29.X. Н.К.Р. отправил Далай-Ламе письмо с просьбой дать возможность экспедиции, которая находится в бедственных условиях, двинуться вперед, на юг. Удивительно спокойствие, с которым Н.К.Р. относится к событиям. Смотря на него, мы подтягиваемся и черпаем силы. Каждый из нас сознает, что положение очень тяжелое, а в то же время никто не согласился бы идти назад. Вперед — девиз Н.К.Р. и его экспедиции.

ПКП

29 октября. Приехал с пастбища один из табунщиков. Вчера пал один мул. Верблюды плохо едят траву: жесткая и колючая, трава ранит им рты.