06-10-27, Дневники участников Тибетской экспедиции

6/X Опять милицейский пост в урочище Шингди. Главнокомандующий Востока. Первое наше сомнение о задержке хора. Падеж животных продолжается.

ЮНР

6 октября 1927г. мы сняли лагерь очень рано, чтобы достигнуть Шенгди до полудня и иметь достаточно времени на покупку продовольствия у местных кочевников. Долина реки, которой мы следовали, расширилась, и на соседних склонах были замечены стойбища кочевников с отарами овец и стадами домашних яков. После семи миль легкого пути, мы внезапно заметили группу людей, стоящих на тропе. Они оказались милиционерами, имевшими приказ остановить нас и сообщить верховному комиссару Хора, находящемуся в Чу-на-кхе. Большинство из них были неряшливая молодежь без оружия. Вместо сабли у одного из них за поясом был рог антилопы. Старший по званию, высовывая язык в знак почтения и жестикулируя, просил нас задержаться на один день в Шенгди, чтобы они могли доложить о нас верховному комиссару.

Мы решили остановиться, потому что намеревались войти в страну мирно, не прибегая к применению силы в регионе, охраняемом заставами милиции Шенгди представляла собой обширную долину с однообразным грунтом, покрытым хорошими пастбищами в короткие летние месяцы. Мы обнаружили, что вся трава уничтожена караванами из Внутренней Монголии, Цайдама и Китая, которые обычно задерживаются в этой долине, ожидая получения разрешения на посещение Нагчу. Поверхность долины была покрыта болотами, и ночной воздух был холодным и сырым. Примерно в трех милях от нашего лагеря было маленькое озеро, имеющее местное название Янцзе-ма тшо, расположенное у подножья холмов.

Все местное население пришло в лагерь. Молодые люди с длинным косами, висящими с обеих сторон лба, были наряжены в шубы из овчины, украшенные черными полосами ткани, и высокие тибетские сапоги, сделанные из кожи домашней выделки. У некоторых из хорошо одетых щеки были окрашены красным. У других лица были покрыты черной пастой, используемой тибетскими женщинами для защиты кожи от ветров тибетской зимы. Кочевники очень стремились обменять наших монгольских лошадей на местных. Начальник, наряженный в новую шубу из овчины, нанес нам визит и начертал проект длинного сообщения. Он снова спросил число людей и животных в караване и количество багажа. Мы сообщили ему, что это уже было выполнено заставами в Олун-норе, и что сообщение было послано оттуда в Нагчу. Он ответил, что застава милиции в Олун-норе была подчинена губернаторам Нагчу, а его обязанность – сообщить верховному комиссару Хора, Кушо Капшопа, который был выше по службе и по социальному положению, чем губернаторы Нагчу. Он соответственно продолжил писать свое сообщение и считал и пересчитывал животных каравана, которые бродили по пастбищу, и бедный человек каждый раз получал различное число лошадей и верблюдов и, наконец, должен был оставить это занятие.

Охрана милиции из четырех людей была размещена в лагере, а белая палатка была поставлена вне лагеря. Официальное объяснение, данное нам, было то, что палатка и люди были помещены в лагерь, чтобы охранять животных и багаж в течение ночи. В действительности люди были помещены туда, чтобы шпионить за каждым нашим движением. Мы не возражали, надеясь, что странное отношение вскоре изменится. Мы были все еще уверены в наших тибетских паспортах и хороших намерениях правительства Тибета. Нам разрешали покупать молоко и масло, но запретили продавать или обменивать караванных животных. Мы возразили против такого нарушения нашей личной свободы, но начальник извинился, говоря, что он действует согласно приказам от более высоких властей. По его словам, среди четверых русских, которые были задержаны в Цомра, был японец и им позволили посетить Нагчу только потому, что кхан-по из Нагчу был его личный друг. Им было отказано в разрешении посетить Лхасу и вероятно предложат идти в Синин или Ладак.

КНР

Вышли в 6 ч. 50 м. утра; погода благоприятная для перехода. День нехолодный, безветренный с утра, небо облачное. Шли вдоль реки по неровной почве на урочище Шингди. По дороге встречались антилопы, за которыми гонялись наши собаки, и черные стада домашних яков из редких и немноголюдных здешних аилов. После пройденного невысокого перевала заметили справа у гор топтавшихся на одном месте шестерых хоров. Оказалось, что это были местные жители, милиционеры охранного поста; немного выше находилась их палатка. Только двое из хоров были в высоких белых войлочных шляпах, с мечами и один, вооруженный рогом антилопы; остальные - с непокрытой головой, безоружные, одетые в черные промасленные тулупы. Лошадей у них не было. Из разговора выяснилось, что они знают о письме, посланном в Нагчу, но со своей стороны они должны послать о нас извещение генералу, который стоит лагерем в сутках езды отсюда. Обещали прибыть к нам на стоянку в Шингди и взять сведения о количестве людей и животных.

Хоры - пастушеское дикое племя, детски наивное и добродушное. В 12 ч. 20 м. пополудни прибыли на пастбище у речки в начале урочища Шингди, где и остановились в ожидании хоров. Генерал этот, оказывается, большое лицо в Тибете - "Главнокомандующий Востока", то есть главный начальник пяти уездов округа Хор и округа К'ам. Как мы догадываемся, столь необычное появление на этой дороге такого высокого лица следует отнести опять за счет пресловутого монгольского посольства - бдительность Тибета обращена на Север. Конечно, нам очень приятно встретиться с таким высоким военным лицом Тибета, но единственное соображение лишает нас радости: чтобы какие-нибудь новые "люксо" (обычаи) не задержали наше продвижение.

Сегодня пристал еще один верблюд и маленький мул. Поражает отсутствие костяков животных на этой большой караванной дороге, которой мы теперь идем. На Каракоруме весь путь усыпан костями. Надо думать, что здесь приставшие животные чаще всего поступают в распоряжение местных жителей, которые, конечно, зорким ястребиным оком следят с вершины за следованием караванов, подражая в этом вьющимся над караванами ястребам и мощным воронам. Отвратительно видеть, как большие вороны садятся на спины даже здоровых животных и начинают клевать их. Вновь замечаем, что с приближением к цели путешествия отношение к нам бурят-лам становится все хуже, между тем как они должны бы были именно теперь быть особенно заинтересованы в нашем расположении, так как к бурятским ламам в настоящее время в Тибете относятся очень подозрительно.

По этому поводу Н. К. замечает: "Двери в рай широко открыты, но нельзя же тащить людей туда за волосы, так как каждый ответственен за свои проявления мысли и слова. Счастье сознавать, что каждое человеческое слово, как скрижаль закона, а не щебетание птицы". В 3 ч. 10 м. пополудни показались на горизонте двое верховых хоров, которые, однако, проехали дальше лагеря. В 5 ч. дня пришли маленькие и взрослые хоры, все без шапок, некоторые с мечами. Один из них, очевидно, хотел блеснуть своей наружностью, так как выкрасил щеки красной краской и надел широкую лисью шапку, из-под которой по щекам свешивались черные локоны.

Жители области К'ам, голубоглазые рослые блондины, менее кокетливы - они носят косу, которой перед битвой обматывают шею для защиты от удара мечом. Здесь нет ни двух косичек по вискам, ни локонов, ни военно-практического применения своей косы. Эти хоры обещали нам завтра привести лошадей в обмен на больных и уставших животных. Таким образом, придется завтра потерять день на стоянку. Пристало и брошено в общем семнадцать животных. Многие из оставшихся больны и сильно изнурены. Все хоры, которых до сих пор видели, очень напоминают какой-то сказочный народ - или берендеев, или нибелунгов. Е. И. называет их "человечками" за маленький рост, худенькие согбенные фигурки и маленькие ноги в сказочных сапожках из тибетской шерстяной материи, расшитой крестиками. Е. И. наградила приходивших вчера и сегодня хоров изображениями Будды Всепобеждающего с мечом, и они были очень довольны. Чимпа еще жив и как будто чувствует себя временно лучше, а потому хочет ехать до Нагчу - оставаться в Шингди не желает.

НВК

6.X. Опять спускаемся террасами вдоль реки. Потом переходим ее вброд, что возможно только благодаря сухой осени, иначе каждая речонка превратилась бы в опасный, трудно проходимый поток. Наблюдаем много птиц, и хищных, и обыкновенных. Черные белоголовые орлы, беркуты и ястребы всех пород. Особенно красив громадный орел, сидящий на камне и спокойно взирающий на караван. Но самая интересная птица — ворон. То важный и медлительный, то бочком скачущий к чужой добыче, то смешно бегущий вперевалку. Сколько ужимок и уверток, чтобы выхватить из-под самой морды собаки лакомый кусок. Он малобоязлив и должен быть очень забавен в прирученном состоянии. К моим наблюдениям Н.К.Р. прибавляет, что когда ворон неотступно клюет спины животных и заклевывает их насмерть, — тогда он уже страшен. Попадаются черные клушицы с ярко-красными клювами и лапами и несколько разновидностей воробьиных пород.

Солнце греет — сегодня опять не холодный день. Идем по долине реки, окаймленной холмами красного песчаника с покровом желто-зеленой травы. Впереди виднеются фигуры тибетцев. Несколько человек построилось около дороги и, видимо, ожидают нашего подхода. Едущий впереди Ю.Н. вступает с ними в переговоры. Это пост милиции. Старший милиционер и при нем несколько подростков. Все, как, впрочем, и до сих пор виденные нами туземцы, — неописуемо грязны. Оружия, кроме пары плохих мечей, у них нет. Это представители племени хор. У них два резко разграниченных типа лиц. Классически правильный и грубо расплывчатый. Арийский и монгольский. Очень красив молодой человек с задумчивым лицом. Он точно отсутствует, и красивые глаза грустны. Он рассеянно вертит в руках сломанный рог антилопы. Слой грязи покрывает лицо и руки. Остальные пожирают глазами невиданных чужеземцев. Костюмы милиционеров нисколько не отличаются от уже виденных нами, за исключением остроконечной шляпы одного из них — совершенно такой, как их носили щеголи XIII века во Франции. От старшего узнаем, что в двух переходах отсюда находится ставка тибетского генерала, начальника всех вооруженных сил государства на востоке. С ним сто солдат. Письмо губернатору Нагчу уже несколько дней тому назад прошло через этот пост. Здесь же узнаем, что идущим впереди нас европейцам предложено, пройдя земли племени кам, повернуть на Синин. Дальше их не пропускают.

Двигаемся дальше. Поднимаемся на высокий перевал, за которым в котловине синеет озеро. Равнина широка. На юго-западе виднеется невысокая гряда гор. В степи дикие козы, гуляющие без всякой боязни между черными палатками тибетцев. Ближе к горам пасутся стада домашних яков. Около часа дня останавливаемся. Местность называется Шингди.

ПКП

6 октября. Шингди. Богатое урочище, где пасутся стада в сотни голов яков. Черные квадратные палатки местных жителей привлекают общее внимание. По дороге в Шингди, на третьем часу пути, мы были несколько удивлены появлением шести черных фигур, спускавшихся, странно покачиваясь и обгоняя друг друга, с ближайших холмов навстречу нашему каравану. Казалось, эти люди были сильно пьяны или несли на себе какой-то тяжелый груз. Когда мы подъехали ближе, то увидели 6 полуголых людей, вооруженных длинными мечами, с локонами черных волос, спускавшимися до плеч. Бараньи шубы, одетые прямо на голое тело, по обычаю были спущены с правого плеча. И шубы, и голые руки были одинаково черного цвета от грязи. Один из этих шести был местный старшина, шедший предупредить нас о том, что он должен послать донесение своему начальнику о нашем прибытии, и что поэтому нам придется подождать день в Шингди, пока это донесение может быть составлено и отправлено. Из дальнейшего разговора мы узнали, что сведения о пропуске 4х иностранцев в Лхасу оказались неверными — иностранцам в пропуске было отказано и им было предложено вернуться обратно в Синин через Кам. Предложение провести день в Шингди не совсем удобно для нас, хотя, с другой стороны, это дает нам возможность приобрести новых животных взамен наших уставших. Сегодня пал еще один верблюд.

Вечером наш лагерь посетило несколько человек из соседних аилов. Особенно любопытен был один с нарумяненными щеками; в широкополой шляпе, из-под которой падали густые пряди черных волос, и с огромным гау*(* Га-у — амулетница.) в серебряной оправе на груди. Н.К. раздал им отпечатки изображения Будды Всепобеждающего; тибетцы остались очень довольны, узнав, что мы также буддисты.